Око Па­ри­жа

Он нес по жизни свое имя, вер­нее, псев­до­ним, как знамя. Брас­саи, на­сто­я­щее имя ко­то­ро­го — Дьюла Халас, ро­дил­ся в 1899 году в Бра­шо­ве (венг. Брас­со), в ру­мын­ской Тран­силь­ва­нии, вхо­див­шей тогда в со­став Ав­ст­ро-Вен­гер­ской им­пе­рии. С дет­ских лет он гре­зил Фран­ци­ей: о ее языке и куль­ту­ре много рас­ска­зы­вал отец – пре­по­да­ва­тель фран­цуз­ско­го языка.

Из своей пер­вой по­езд­ки в Париж Брас­саи при­е­хал пол­ный столь ярких впе­чат­ле­ний, что дал себе слово вер­нуть­ся туда на­все­гда. Тем не менее, этим пла­нам по­ме­ша­ла осу­ще­ствить­ся пер­вая ми­ро­вая война: ему, как и всем во­е­вав­шим в ар­ми­ях про­тив­ни­ка, был за­пре­щен въезд во Фран­цию.

После де­мо­би­ли­за­ции Брас­саи от­прав­ля­ет­ся для по­лу­че­ния ху­до­же­ствен­но­го об­ра­зо­ва­ния в Бу­да­пешт, а затем, в 1921 году, пе­ре­ез­жа­ет в Бер­лин, где про­дол­жа­ет обу­че­ние в Ака­де­мии изящ­ных ис­кусств, за­ни­ма­ясь ри­сун­ком, жи­во­пи­сью и скульп­ту­рой. Пыт­ли­вость ума и осо­бое чув­ство друж­бы быст­ро сде­ла­ли его по­пу­ляр­ным в бер­лин­ском круж­ке ху­дож­ни­ков-аван­гар­ди­стов, куда вхо­ди­ли Ва­си­лий Кан­дин­ский, Оскар Ко­кош­ка, Ласло Мохой-Надь и Лайош Ти­хань.

За три года, про­ве­ден­ных в Бер­лине, ко­то­рые были вре­ме­нем не толь­ко уче­ни­че­ства, но и соб­ствен­ных твор­че­ских по­ис­ков в ри­сун­ке (глав­ным об­ра­зом об­на­жен­ной на­ту­ры), Брас­саи толь­ко укре­пил­ся в же­ла­нии по­свя­тить себя ис­кус­ству. Осу­ще­ствить эту мечту, как по­ла­гал Брас­саи, можно было толь­ко в Па­ри­же. При­е­хав туда в ян­ва­ре 1924 года, он пишет ро­ди­те­лям, что ощу­ща­ет пол­ную гар­мо­нию с го­ро­дом и «изу­ча­ет, как Париж живет и дви­жет­ся, и как люди дви­жут­ся в нем».

Брас­саи убеж­ден, что здесь рас­кро­ют­ся все его та­лан­ты. В это время он живет очень на­сы­щен­ной жиз­нью: чтобы пре­одо­леть язы­ко­вой ба­рьер — се­рьез­но за­ни­ма­ет­ся фран­цуз­ским, чтобы за­ра­бо­тать на жизнь — ри­су­ет ка­ри­ка­ту­ры для фран­цуз­ских и немец­ких газет и пе­ри­о­ди­че­ски со­труд­ни­ча­ет с ав­стрий­ски­ми, вен­гер­ски­ми и ру­мын­ски­ми из­да­ни­я­ми в ка­че­стве ре­пор­те­ра и ху­дож­ни­ка. Время от вре­ме­ни он даже вы­пол­ня­ет за­ка­зы бо­га­тых ме­це­на­тов, но все эти за­ня­тия он счи­та­ет пу­стой тра­той вре­ме­ни, к тому же не при­но­ся­щей се­рьез­но­го за­ра­бот­ка.

По ве­че­рам же Брас­саи с вос­тор­гом оку­на­ет­ся в жизнь ле­во­го бе­ре­га Сены — мира ху­дож­ни­ков, ин­тел­лек­ту­а­лов, эми­гран­тов, аван­тю­ри­стов и жен­щин по­лу­све­та, со­здав­ше­го ле­ген­ду Мон­пар­на­са. Позд­ним ве­че­ром в об­ще­стве сво­е­го зем­ля­ка Андре Кер­те­са (или Саль­ва­до­ра Дали и Жоржа Рибом-Дес­се­ня) он от­прав­ля­ет­ся в ре­сто­ран «Ля Ку­поль», затем, ближе к утру, — в «Ро­тон­ду», где про­дол­жа­ет на­ча­тую на­ка­нуне бе­се­ду с Нэнси Ку­нард, Ман Рэем, Кики и Генри Мил­ле­ром. В этих усло­ви­ях и рож­да­ет­ся идея про­ек­та «Ноч­ной Париж».

Дело в том, что какое-то время назад ре­дак­то­ры, с ко­то­ры­ми со­труд­ни­чал Брас­саи, по­тре­бо­ва­ли со­про­вож­дать ре­пор­та­жи фо­то­гра­фи­я­ми. По­на­ча­лу он об­ра­щал­ся за по­мо­щью к дру­зьям-фо­то­гра­фам, но потом и сам начал фо­то­гра­фи­ро­вать. Очень быст­ро он ощу­тил неудо­вле­тво­рен­ность одной толь­ко ил­лю­стра­тив­ной функ­ци­ей фо­то­гра­фии. К 1929 году, когда в пе­ча­ти по­яв­ля­ют­ся его пер­вые сним­ки, Брас­сай осо­знал, что фо­то­гра­фия поз­во­ля­ет ему по­лу­чить такое эс­те­ти­че­ское удо­воль­ствие, ко­то­ро­го он ни­ко­гда не смо­жет до­бить­ся, за­ни­ма­ясь жи­во­пи­сью.

Его па­мять хра­ни­ла об­ра­зы неиз­вест­но­го Па­ри­жа, за­пе­чат­лен­ные уже ста­ре­ю­щим Эже­ном Атже. Но, в от­ли­чие от Атже, бо­яв­ше­го­ся не успеть сде­лать за­ду­ман­ное и брав­ше­го­ся за ка­ме­ру с пер­вы­ми лу­ча­ми солн­ца, Брас­саи под вли­я­ни­ем дру­зей-сюр­ре­а­ли­стов про­яв­ля­ет склон­ность ко всему необыч­но­му, иному и пред­по­чи­та­ет сни­мать ноч­ную жизнь. В по­ис­ках ре­аль­но­сти он сле­ду­ет за Атже, но пы­та­ет­ся при этом пре­вра­тить, по его соб­ствен­ным сло­вам, ре­аль­ность в сюр­ре­аль­ность, отыс­ки­вая при туск­лом свете фо­на­рей необыч­ный, неиз­вест­ный, всеми пре­зи­ра­е­мый Париж. Брас­саи «берет уроки» у тем­но­ты, со­вер­шая дол­гие про­гул­ки в оди­ноч­ку или в об­ще­стве Генри Мил­ле­ра, Блеза Санд­ра­ра и Леон-Поля Фарга от Мон­пар­на­са до Мон­март­ра. Он из­вле­ка­ет из мрака об­ра­зы от­вер­жен­ных — воров и про­сти­ту­ток, пре­вра­ща­ет стро­гую клас­си­ку па­риж­ской ар­хи­тек­ту­ры в гро­теск­ные сцены и за­пе­чат­ле­ва­ет необыч­ную кра­со­ту раз­мы­тых си­лу­этов, ослеп­ля­ю­ще­го света фо­на­рей и ту­ма­нов над Сеной.

К 1932 году его аль­бом, вклю­чав­ший 64 фо­то­гра­фии, был готов. Эти сним­ки стали на­сто­я­щим от­кро­ве­ни­ем, по­сколь­ку ни один фо­то­граф до Брас­саи не осме­ли­вал­ся по­стро­ить свои ра­бо­ты на игре мрака, теней и по­лу­те­ней, с одной сто­ро­ны, и осле­пи­тель­ных вспыш­ках света — с дру­гой.

Успех аль­бо­ма был мгно­вен­ным и сде­лал Брас­саи по­сто­ян­ным со­труд­ни­ком самых ав­то­ри­тет­ных ху­до­же­ствен­ных обо­зре­ний и ре­спек­та­бель­ных мод­ных жур­на­лов. Те­перь он сни­ма­ет для таких из­да­ний, как Verve и Minotaure, на стра­ни­цах ко­то­ро­го была опуб­ли­ко­ва­на серия его фо­то­гра­фий ко­рал­ло­вых «скульп­тур», снис­кав­шая вос­тор­жен­ные от­зы­вы Саль­ва­до­ра Дали и Андре Бре­то­на. Тогда же на­ча­лось мно­го­лет­нее со­труд­ни­че­ство Брас­саи в ка­че­стве фо­то­гра­фа и ре­пор­те­ра с Кар­мел Сноу, зна­ме­ни­тым ре­дак­то­ром мод­но­го жур­на­ла Harper's Bazaar.

В это же время из­да­тель Verve Эжен Те­ри­ад зна­ко­мит Брас­саи с Пабло Пи­кассо. Оба ху­дож­ни­ка быст­ро нашли общий язык, и Брас­саи, увле­чен­ный игрой в диа­лог с дру­гой твор­че­ской лич­но­стью, на­чи­на­ет сни­мать ра­бо­ты Пи­кассо. Пло­да­ми этого со­труд­ни­че­ства, про­длив­ше­го­ся до 60-х годов, ста­нут ра­бо­ты «Скульп­ту­ры Пи­кассо» и «Раз­го­во­ры с Пи­кассо», в ко­то­рых был опуб­ли­ко­ван самый из­вест­ный фо­то­порт­рет Мэтра, сде­лан­ный в его ма­стер­ской. До­ве­рие между ними было вза­им­ным, и осо­бен­но ощу­ти­мо эта до­ве­ри­тель­ность от­но­ше­ний чув­ству­ет­ся в диа­ло­ге, при­ве­ден­ном Брас­саи в книге «Раз­го­во­ры с Пи­кассо» (1964); здесь Пи­кассо упре­ка­ет Брас­си в том, что тот боль­ше не за­ни­ма­ет­ся жи­во­пи­сью:

— У Вас дар, а Вы этим не поль­зу­е­тесь. Не может быть, чтобы фо­то­гра­фия удо­вле­тво­ря­ла Вас пол­но­стью. Она вы­нуж­да­ет Вас на пол­ное са­мо­от­ре­че­ние!

— Мне нра­вит­ся это под­чи­не­ние. Есть глаз, а не рука, боль­ше не нужно при­ка­сать­ся к пред­ме­там… (Brassaï, Conversation avec Picasso, Editions Gallimard, 1964).

Этот раз­го­вор, тем не менее, за­ста­вил Брас­саи по­сле­до­вать со­ве­там стар­ше­го друга и за­нять­ся, по­ми­мо фо­то­гра­фии, жи­во­пи­сью, ри­сун­ком, скульп­ту­рой и даже кино: за свой ко­рот­ко­мет­раж­ный фильм «Пока есть жи­вот­ные» он по­лу­чил приз на Канн­ском ки­но­фе­сти­ва­ле в 1955 году.

Брас­саи, несо­мнен­но, был че­ло­ве­ком глу­бо­ких убеж­де­ний и как любой пе­ре­нес­ший ужасы войны и ок­ку­па­ции, осо­бен­но остро чув­ство­вал хруп­кость че­ло­ве­че­ской жизни. Он на­чи­на­ет неожи­дан­ную и тре­бу­ю­щую уеди­не­ния ра­бо­ту по со­зда­нию кор­пу­са па­риж­ских граф­фи­ти — этих та­ин­ствен­ных зна­ков, остав­лен­ных давно ушед­ши­ми лю­дь­ми, сле­дов че­ло­ве­че­ских рук, по­бе­див­ших за­бве­ние. Он чи­та­ет чужую жизнь в над­пи­сях на сте­нах, оста­нав­ли­ва­ет неж­ный взгляд на лю­бов­ных при­зна­ни­ях, вы­ре­зан­ных на де­ре­вьях в пар­ках, вос­со­зда­ет ми­ро­вую ис­то­рию по над­пи­сям на сте­нах ка­зарм и за­во­дов. Брас­саи даже при­ду­мал соб­ствен­ную клас­си­фи­ка­цию этих над­пи­сей: рож­де­ние че­ло­ве­ка, жизнь, лю­бовь, смерть, жи­вот­ные, магия… Выход в 1960 году аль­бо­ма граф­фи­ти, имев­ше­го огром­ный успех, и вы­став­ки в раз­ных стра­нах мира, по­сле­до­вав­шие за пуб­ли­ка­ци­ей, не по­ста­ви­ли точку в этих по­ис­ках. Брас­саи упор­но про­дол­жа­ет сни­мать граф­фи­ти, как будто желая ис­пол­нить некий долг перед че­ло­ве­че­ством.

Под­во­дя итоги сво­е­го твор­че­ства, неза­дол­го до смер­ти он со­ста­вил спи­сок из 30 луч­ших работ, са­мы­ми по­след­ни­ми из ко­то­рых были «Неиз­вест­ный Париж 1930-х», по­свя­щен­ный Генри Мил­ле­ру, и «Ху­дож­ни­ки в моей жизни».

Генри Мил­лер, ко­то­рый и на­звал Брас­саи «Оком Па­ри­жа», писал о нем впо­след­ствии: «Через несколь­ко часов, про­ве­ден­ных с ним, со­зда­ва­лось впе­чат­ле­ние, будто тебя про­се­я­ли сквозь огром­ное сито, оста­вив на дне толь­ко то, что слу­жит про­слав­ле­нию жизни».

Аг­нес­са де Гу­вьон-Сен-Сир

Вы­став­ка под­го­тов­ле­на сов­мест­но с Фран­цуз­ским ин­сти­ту­том куль­ту­ры в Санкт-Пе­тер­бур­ге.

Офи­ци­аль­ная про­грам­ма ме­ро­при­я­тий Года Фран­ции-Рос­сии 2010