Однако, пройдя неизбежный период юношеского максимализма, кино вновь обратилось к опыту фотоискусства, рассматривая его уже не столько как родителя, из-под ига которого необходимо вырваться, сколько как старшего брата, к опыту которого стоит прислушиваться. Более того, в иные эпохи кино ставит себе фотографию чуть ли не идеалом точности, лаконизма и чуткости и вновь, несмотря на весь накопленный опыт, начинает ей подражать, вдумчиво рефлексируя над её устройством и возможностями и обретая «новое дыхание».
Три фильма, которые будут показаны в мини-цикле «Фотография в кино», различаются почти во всём. Для величайшего фотографа XX века Анри Картье-Брессона кинорежиссёрские опыты являются попыткой расширения и переосмысления своего ремесла. Для одного из крупнейших писателей XX века Алена Роб-Грийе фотография – такая же атомарная ячейка киноповествования, как слово для романа, и изоляция от контекста парадоксально придаёт ей лишь большую подлинность, очищая от наслоений затемняющего смысл движения. А для ведущего режиссёра современной Италии Джузеппе Торнаторе фотография – гарантия достоверности памяти, являющейся истинной сутью человека, тем, что от него останется, когда его фильм, фильм его жизни, уже завершится. Но территория рефлексии – проблематика зависимости подлинности изображения от его динамики – для всех троих одна и та же. Именно она и станет предметом рассмотрения в предлагаемом цикле.

 

15 мая

Двадцать четыре решающих момента в секунду: кинорежиссёр Анри Картье-Брессон

Анри Картье-Брессон традиционно числится величайшим фотографом минувшего века. Куда менее известно, что на рубеже 1930-х – 1940-х годов во время Гражданской войны в Испании и Второй мировой войны он выступил в роли кинорежиссёра, сняв несколько документальных фильмов, в которых его базовый творческий метод (он же философия) «решающего момента» получил органичное и в то же время парадоксальное развитие. Уловленный миг истины, в который сквозь хаос реальности проступал её тайный смысл и поэзия, оказался растянут на длину кинематографического плана, обретая вроде бы чуждую ему категорию времени. Вопрос лишь в том, утрачивалась ли при этом та самая «поэзия момента» – или же умножалась двадцатичетырехкратно. Именно с этим вопросом и столкнутся слушатели, которых по окончании лекции ждёт просмотр одного из фильмов Картье-Брессона.

 

29 мая

Изолированный элемент фильма: фотография в эстетике «нового романа»

 

Эстетика «нового романа», разработанная группой французских писателей в середине 1950-х годов, постулировала разрыв романных повествовательных связей, отказ от традиционного понимания «персонажа» и переопределение понятия «времени сюжета». В первой половине 1960-х годов  она оказала огромное влияние на развитие киноязыка, используя  в качестве едва ли не центрального приёма своей киноэстетики застывшее, фотографическое изображение. В контексте фильмов «нового романа» фотография фигурировала не как ущербная и «лишённая движения», но, напротив, как единственно достоверная. Ибо там, где любые связи между объектами объявлялись сомнительными, истинным оказывался лишь сам объект – изолированный кинокадр, минимальная единица сюжета, визуальный артефакт – обездвиженный, виктимный и притягательный.

5 июня

Остановленная память как улика: фотография в кино эпохи сверхбыстрого монтажа

 

Кинематограф, как принято считать, имитирует работу человеческой памяти, а монтаж в классической кинотеории – своеобразный способ сопоставлять воспоминания и делать из этого сопоставления выводы. Однако сверхбыстрый монтаж рубежа XX–XXI веков уже не столько помогает упорядочивать массивы памяти, сколько бессильно отображает царящий в них хаос. Фильмы рассыпаются на отдельные кадры, успеть заметить и понять которые – задача на грани физиологических возможностей. Но если фильм, в конце концов, – лишь всё менее упорядоченный набор фотографий, то персонаж игрового фильма – как, впрочем, и любой человек – тоже лишь набор фотографий, запечатлённых в его памяти. Гигантская кипа снимков, которые надо – наперекор суматохе киновремени – внимательно рассмотреть, перебрать и разложить. И тогда жизнь, возможно, обретёт таки смысл, а ворох фотографий выстроится в форме человеческого силуэта.