На самом деле смысл отлучения фотографии от Олимпа искусств коренился в неспособности настоящей фотографии лгать. Правда — вот ее язык. А для апологетов советской идеологии «правда» означала документ. Способность фотографии превращаться в документ и делала ее «опасным» искусством. Уж слишком большая разница была между декларациями и настоящим положением вещей в стране Советов. Фотография была актрисой в Советском театре «Иллюзион». За ее игрой следили опытные режиссеры и гримеры «первого отдела». Постоянный контроль привел к тому, что живая, искренняя, непосредственная фотография не доходила до зрителя. Если сюда еще добавить журнал «Советское фото» тех времен, который честно выполнял поставленную перед ним задачу — пропагандировать дилетантизм и «сю-сю» реализм, то картина состояния художественной и документальной фотографии в СССР предстанет во всей своей красе. В середине семидесятых годов положение вещей полностью соответствовало вышесказанному, хотя хватка тоталитаризма постепенно слабела. В различные щели «железного занавеса» просачивались примеры другой жизни, другого искусства, другой фотографии. Назревали перемены.
Дворцы культуры Москвы и Ленинграда напоминали египетские пирамиды по своим размерам, а по содержанию были бездонными сказочными колодцами. Их линейка предложений начиналась с эсперанто и заканчивалась оркестром русских народных инструментов. Эти дворцы и стали оплотом фотографии для народа. В ДК были штатные фотоклубы. Название фотоклуба обычно происходило от названия ДК. Среди членов таких «дворцовых» фотоклубов была чаще всего разношерстная публика, которая ходила туда, чтобы скоротать время. Клубы были популярны. Так, при фотоклубе ДК «Выборгский» («ВДК», образован в 1953 году), который был первым фотоклубом не только в городе, но и в стране, в 1959 году было зарегистрировано 400 человек. При этом численность слабо перерастала в качество. Но среди них были и самородки. Из того же ВДК вышли известные мастера Л. Шерстенников, Г. Колосов, Б. Смелов, С. Тимофеева. Значит ли это, что фотоклуб воспитал этих мастеров? И да и нет.
Дворец культуры находился на Большом проспекте Васильевского острова в доме 83; фотоклуб был на третьем этаже в комнате 49. Помещение напоминало университетскую аудиторию с характерной длинной кафедрой, стоящей на возвышении, и грифельной доской. Напротив входа было несколько окон, а за кафедрой справа — дверь. Как оказалось потом, за дверью находилась фотолаборатория.
Я решил не терять времени даром — вступил в клуб и записался на факультет фотокорреспондентов. Не будучи искушенным в фотографии, я смотрел и слушал, слушал и смотрел. Воистину, возможности фотографии были огромны. Особенно поражали два фактора — выявление фактуры материалов и передача достоверной эмоции со всеми ее градациями. Но как заставить нужные объекты сложиться в нужную композицию и выразить нужную эмоцию? Тут я задумывался, но с оптимизмом отвергал сомнения. Мне тогда казалось, что при помощи фотографии я решу все творческие задачи. Много лет спустя я понял, что фотография очень сложный и неуловимый «зверь», в чьей изменчивой природе и кроется ее изюминка.
Прошло три, а может быть, и четыре года, прежде чем в фотоклубе ДК Кирова собралась некая «критическая масса» фотографов, готовая взорваться. В 1976–1977 годах здесь образовалась группа товарищей, которые серьезно смотрели на фотографию и горели творческим огнем. Ребята много работали и все тащили в клуб, чтобы услышать мнения о своих фотографиях и высказаться о других. Встречи превращались в бурные дискуссии. Расходились далеко за полночь. Стали завязываться дружеские отношения. Зимой, в начале 1978 года, фотоклуб ДК Кирова разделился на две группы: одна из них — старая, инертная — представляла из себя «болото», а новая — активная — «кочку». Из этой-то «кочки» и возникло «Зеркало».
«Зеркало» постепенно превращалось в тот конгломерат, которым оно вскоре стало — клубом в квадрате. Клубом фотографов, помноженным на клуб товарищей.
***
«Зеркало» росло не численно, а интеллектуально. К нему примыкали люди, у которых были светлые головы и которые не боялись ни слов, ни дела. «Зеркало» постепенно превращалось в тот конгломерат, которым оно вскоре стало — клубом в квадрате. Клубом фотографов, помноженным на клуб товарищей. Вот тот костяк, который сделал «Зеркало»: Е. Раскопов, П. Иванов, В. Бертельс, В. Капустин, Г. Ткалич, П. Лебедев, А. Игнатьев, В. Чуркин, М. Дмитриев, А. Смирнов, О. Трубский, В. Карасев, Ю. Амелин, С. Подгорков, Л. Злачевский, А. Титаренко. Что касается фигуры председателя фотоклуба «Зеркало», то им безоговорочно стал Е. Раскопов.
Первая выставка «Зеркала» состоялась в марте в стенах ДК Кирова. С нее же для удобства отсчитывается начало существования клуба. Вот как этот момент вспоминает сам Е. Раскопов: «Весной 1978 года мы открывали первую выставку фотоклуба «Зеркало». Очень старались. Под каждый снимок изготовили деревянную конструкцию. Застекления не делали: фотографии висели «живьем», прибитые гвоздиками. Что не помешало двум из них бесследно исчезнуть — видимо, слишком взволновали зрителя. Выставка имела потрясающий успех». К сожалению, по своей наивности мы не вели тогда еще никаких дневниковых записей, поэтому сейчас трудно восстановить состав выставочных работ.
Первый же показ работ «Зеркала» продемонстрировал нам, насколько сложным организмом является художественная выставка. Она не должна стать просто выбросом адреналина. Этот адреналин должен быть тщательно отобран, скомпонован, упакован и подан как гастрономическое блюдо или театральный спектакль. В те годы выставка сама по себе являлась событием.
О персональных выставках в ДК вообще не заикались. Особенно нетерпеливые члены могли погасить свой пыл творческим отчетом — показом работ на закрытом заседании клуба.
Из всякого безвыходного положения должен быть выход. Вопрос индивидуальных выставок нашел свое неожиданное решение. Им стали персональные экспозиции в фотомагазинах Ленинграда. Как ни странно, скромные, без помпы, выставки решали сразу несколько проблем. На первых порах это был выброс творческой энергии небольшой группы, которая еще даже не выступала под флагом «Зеркала».
Первая выставка состоялась в мае 1977 года. Персональные выставки работали на протяжении десяти лет — с 1977 по 1988 год, — превратившись, по сути своей, в некое представительство «Зеркала» сначала на Литейном проспекте, д. 61, а через некоторое время — на Невском проспекте, д. 92. В этих домах находились лучшие в городе фотомагазины. Выставки представляли собой коллекции до тридцати работ одного автора с его портретом и небольшим текстом, которые экспонировались в течение двух месяцев. К ним прилагалась книга отзывов.
Вдохновленные успехами первой выставки и экспозициями в фотомагазине, «зерка́льцы» постоянно искали встреч друг с другом — клубных дней явно не хватало. Все время рождались планы и предложения, выверялись и взвешивались взгляды, разрабатывались и редактировались основы, на которых должна строиться работа клуба. Поэтому инициативная группа с удовольствием выезжала на природу. Приглашались все — ехал, кто мог. Такие поездки назывались у нас «пленэром».
Более продуктивными и более раскрепощенными были яппильские пленэры в июне 1978 и 1979 года. Яппиля — местечко близ озера Зеркальное в Ленобласти. Ткалич и Чуркин искали и находили сюрреалистические мотивы. Они нашли неизвестно откуда здесь взявшуюся металлическую кровать и строили с ней невероятные композиции. Часть этого материала Ткалич использовал в своих циклах. Капустин ловил рыбу с маленького плотика, который, казалось, вот-вот потонет. Я ползал вокруг полусгнившего соснового ствола в поисках красивой фактуры или макрокадра. Ствол лежал прямо у кромки воды на песчаном берегу. Пена плотная и густая, как пена капучино, длинными жгутами вилась вдоль берега. Раскопов не удержался и присоединился к моим исследованиям. Вдруг откуда ни возьмись появился маленький мертвый окунек. Все само сложилось в композицию. Вода, пена, песок и мертвый окушок. Мы не удержались и сняли практически один в один эту катастрофу. В 1981 году Раскопов отправил снимок на фотоконкурс в Испанию и получил какой-то приз. Мой снимок остался в архиве.
Вторая выставка «Зеркала» состоялась на стыке двух годов — в декабре-январе 1978 и 1979 года. Эта выставка существенно отличалась от первой: было другое помещение; иные, тяжелые стенды, затянутые холстом. Они ставились перпендикулярно к стенам, образуя анфиладу. Фотографии осторожно прибивались маленькими гвоздиками к стендам. За весну и лето мы разработали собственный фирменный плакат, автором которого был Василий Бертельс. Композиция плаката на долгие годы стала визитной карточкой клуба «Зеркало». В 1979 году исполнялось 140 лет со дня изобретения фотографии. Этой-то дате и посвящалась наша выставка, имевшая громадный успех у зрителей. Клуб набирал высоту.
Я уже говорил о том, что под крышей ДК работало много коллективов. Среди них особенно выделялся джаз-клуб «Квадрат». Самый громкий, самый интеллектуальный, самый скандальный, самый привлекательный. «Квадрат» — это уникальный сплав музыкантов, поэтов, художников, искусствоведов, переводчиков, организаторов и оригинально мыслящих людей, объединенных бескорыстной любовью к джазу. «Квадрат» — это не только живая музыка, это циклы лекций, рассказы о гениях джаза, это книги, брошюры и журналы о джазе, это уникальные альбомы серии «Золото джаза», это фестивали и, наконец, это джазовые пароходы.
Для членов клуба «Зеркала» джаз-клуб «Квадрат» в 70–80-е годы был неким фотографическим полигоном.
Через Раскопова и Смирнова, сначала по их протекции, а потом как само собой разумеющееся, члены «Зеркала» стали просачиваться на джазовые концерты. Опыт съемки «в открытом эфире» дорогого стоил. Своеобразная демократичная атмосфера джазовых концертов учила новичка не быть слишком скованным, но и в то же время помнить, что ты не на кухне у себя дома. Особым видом организации концертов являлись джазовые пароходы. В 70-е годы это был один пароход за лето. Сейчас дело поставлено на поток. Любопытные могут «за денежку» четыре раза в неделю удовлетворить свое любопытство.
Нужно было готовиться к третьей выставке, которая проходила по схеме второй. Тот же зал, те же стенды. Тот же фирменный плакат, но с другими девизами. Выставка посвящалась 60-летию советской фотографии и Году ребенка.
Через два дня после открытия пришло ошеломляющее сообщение — выставка закрыта. Выставку закрыл человек из Смольного, по моей версии — Пастухов, по версии Е. Раскопова — Столбов. Так или иначе, Пастухов-Столбов милостиво предлагал снять фотографии, в которые он ткнет пальчиком, и выставку можно будет открывать вновь. Мы обещали подумать. Думали мы недолго. Вернулись в зал и сняли все. Я сейчас даже и не помню, какие фотографии явились опальными. С нашей точки зрения, там было все хорошо. В Смольном же, видимо, имелся большой и толстый перечень того, что нельзя фотографировать, рисовать, писать и т. д. Мы наступили на мозоль под названием «идеология», а это было уже опасно. Наш демарш был расценен как бунт. Началась работа с заблудшими овцами.
Наши оппоненты с пеной у рта доказывали, что в деревенской теме нет ничего привлекательного. Все какое-то обшарпанное, застиранное, ветхое, морщинисто-старое, покосившееся, отживающее свой век и пр. Кандидат из «кулька»[1], с презрением оглядывая фотографии, брезгливо процедил: «Ведь это де-ре-вня!». «А как же „Хлеб — имя существительное“»? — парировал я. Дело в том, что этот «Хлеб…» был в то время брендом, с которым носились партийцы от идеологии. Сейчас не помню, то ли это был новый партийный лозунг, то ли произведение автора, получившего Госпремию. В эпизоде с деревней мы их переиграли. Других деталей не помню, но верх оказался за нами. На дворе уже был 1979 год. К нам могли быть применены лишь одни санкции: запрет на выставку и неудовольствие в оценке нашей деятельности. Так или иначе, от нас отстали, но было ясно, что Смольный взял «Зеркало» на заметку.
Эти «товарищи» с дьявольской скрупулезностью исследовали наши фотографии на предмет заложенной в них идеологической бомбы. Чтобы найти ее, они не считались со временем и тратили даже отпущенное на еду, — на многих фотографиях, возвращенных после цензуры, видны были следы не то от стаканов, не то от бутылок, жировые пятна не то от колбасы, не то от селедки.
Год 1980 ознаменовался поиском новой площадки. Этим занимался Е. Раскопов. Весна и лето прошли без поездок и приключений. Осенью, к началу учебного сезона (октябрь), Раскопов нашел новую «квартиру». Квартира — одна большая комната — находилась в ДК им. К. Маркса. Примечательно, что здание ДК практически примыкало к зданию храма Воскресения Христова у Варшавского вокзала. До революции это место называлось «варшавкой», а комплекс храма и жилого здания принадлежали Всероссийскому Александро-Невскому братству трезвости. Видимо, с пьянством было покончено, — и в здание вселили ДК железнодорожников. В нашу комнату на третьем этаже вход был прямо с лестницы. Справа от входа стоял простой канцелярский двустворчатый шкаф. За шкафом приютилось пианино (мы разделяли помещение с другим коллективом). Своим боком пианино упиралось в стену с двумя окнами. Две остальные стены были, что называется, «без окон, без дверей». На эти две пустые стенки мы поместили большие панели, затянутые холстом. Соединенные друг с другом по углу, они выглядели монолитом. Это был наш фотополигон. С этих щитов закрепленные на холсте фотографии вступали в диалог с аудиторией — рассказывали, жаловались, кричали, призывали, обличали и делились красотой, выигрывая или проигрывая право на свое существование. Именно сюда, в эту простую комнату, пришла новая волна фотографов — В. Потапов, С. Подметин, Л. Таболина, Л. Иванова, Ю. Матвеев, Ю. Журавский, Ю. Ларионова, Б. Булгаков, С. Арсентьев, С. Королев, А. Чежин, Н. Бобров, C. Кононов.
Здесь клуб достиг расцвета и вершины славы. Здесь же перестал существовать.
Членом клуба мог стать любой фотограф, показавший на общем собрании свою коллекцию. Если голосование (открытое) одобряло ее, человек становился полнокровным членом клуба. Была, правда, легкая градация. Такая же, как в политбюро ЦК КПСС — кандидат. Надо сказать, что вступительный экзамен в «Зеркало» выдерживали единицы. Скорее всего, из-за этого численность клуба колебалась в пределах плюс-минус тридцати человек. Все, что касалось фотографии, оценивалось жестко по принципу «гамбургского счета», невзирая на лица, возраст и пол. По счастливой случайности в клуб пришло несколько человек, имеющих высшее художественное образование (Василий Бертельс, Владимир Чуркин, Валентин Капустин, Павел Иванов). Эти люди и составили костяк так называемого художественного совета, чью роль и работу трудно переоценить. С одной стороны, худсовет превращал разрозненные картинки в стройный законченный материал, могущий предстать на стенде или в печати. С другой — бережно сохранял круг тем, которые были близки автору, в которых он (автор) наиболее полно раскрывался. Этот полифонизм был необходимым условием для отчетного «концерта» — то есть выставки. Одно дело застольный унисон, и совсем иное — мощное многоголосие на стендах. Другими задачами худсовета были отбор работ для выставок, формирование коллекций, организация самих выставок. «Зеркало» стояло на трех китах. Первый кит — мощный творческий потенциал членов клуба. Второй кит — способность худсовета работать с этим материалом. Третий кит — фигура председателя. Евгений Раскопов был одаренной личностью, человеком-оркестром.
Для клуба Евгений являлся незаменимым звеном: он знал многих. Многие знали его. Без его энергии и связей «Зеркало» не имело бы такой аудитории: клуб знала вся страна. Евгений ходил по кабинетам начальников, предлагал, просил, фантазировал, объяснял, уговаривал, обещал, требовал. И многие руководители соглашались с его доводами и помогали. Железными и непробиваемыми были только «рыцари» идеологического фронта. Они принадлежали еще к сталинской школе непримиримых борцов с врагами народа. Они боролись, не подозревая, что уже давно, если не с самого начала, сами являются злейшими врагами своей страны. Эти «товарищи» с дьявольской скрупулезностью исследовали наши фотографии на предмет заложенной в них идеологической бомбы. Чтобы найти ее, они не считались со временем и тратили даже отпущенное на еду, — на многих фотографиях, возвращенных после цензуры, видны были следы не то от стаканов, не то от бутылок, жировые пятна не то от колбасы, не то от селедки. В таких случаях даже Раскопов ничего не мог сделать. Зато Раскопов мог печатать в своей мастерской — фотолаборатории института лесосплава — выставочные фотографии тем зеркальцам, у которых не было условий сделать это «хорошо».
Так или иначе — у нас была крыша. Мы могли работать. К весне 1981 года мы готовы были открыть четвертую выставку. Но не тут-то было. На этот раз «система» избрала другую тактику. Она решила не дожидаться открытия нашей выставки, а предложила нам пройти фильтры различной степени цензуры в виде бесконечной вереницы инстанций. Немногим фотографиям удалось их пройти. Так выходило, что четвертая выставка не должна была увидеть свет. И тогда Раскопов принимает решение: он везет выставку в Москву, в редакцию журнала «Советское фото». Здесь выставку приняли тепло. Результатом этого показа можно считать статью А. Вартанова[2] «Коллектив индивидуальностей», опубликованную в № 9 журнала «Советское фото» в 1983 году.
Время шло, и «Зеркалу» стукнуло пять лет. Юбилейную выставку решили проводить в марте — в память о первом выступлении. К празднику был изготовлен памятный значок: на круге, имитирующем зеркало, изображена цифра «5», на верхней полке которой написано: «Пять лет фотоклубу „Зеркало“».
«Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…» Эти слова А. С. Пушкина очень точно раскрывают суть методики подготовки советского фотографа. Сказать проще — его практически не готовили.
Нас неоднократно «разводили» смольнинские лабиринты цензуры. И мы перестали сильно огорчаться. Стали оглядываться по сторонам. Страна-то большая. А главное — во многих городах и уголках Союза жили люди любопытные и жадные до всего нового и интересного. Их-то чего обеднять?
Многие прошли через «хождения за три моря», неся взгляды и идеи «Зеркала». Непревзойденными ходоками были Е. Раскопов и Б. Михалевкин. Они колесили не только по центру Союза, но забирались и в Прибалтику, Сибирь, на Дальний Восток и Чукотку. Приморский поселок Кавалерово стал одним из первых, в котором увидели живые работы нашего «Зеркала». Здесь неутомимый Е. Раскопов открыл фотоклуб «Таежный». В результате в 1984 году отдел культуры Кавалеровского райисполкома и фотоклуб «Таежный» приняли сто работ клуба «Зеркало».
Выставки в редакции «Советское фото» и в клубе «Таежный» — не эпизоды, а последовательная политика руководства «Зеркала». И это не голословное заявление. Записи в «бортовых журналах» клуба за 1985–1988 годы. фиксируют двадцать полновесных выставок «Зеркала» на стороне, вне дома. И семь раз клуб участвовал в коллективных больших экспозициях.
«Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…» Эти слова А. С. Пушкина очень точно раскрывают суть методики подготовки советского фотографа. Сказать проще — его практически не готовили. Творческого профсоюза не было. Учебных заведений не было. Правда, был и есть ВГИК, но за всю историю этого заведения только двое (на моей памяти), окончив операторское отделение, стали фотографами. Это Валерий Плотников и Николай Гнисюк. На факультетах журналистики двух-трех университетов страны фотографию преподавали опционально. Диплом по специальности «фоторепортер» или «фотокорреспондент» не выдавался. Чтобы как-то компенсировать этот вакуум, в Ленинграде были созданы, что называется, на общественных началах, Курсы общественных фотокорреспондентов при Ленинградском Союзе журналистов и Факультет фотокорреспондентов при ДК Кирова. Для тех лет это была академия.
В эпоху фотографического голода В. И. Асанов изобрел «орбитальный» способ фотографического общения. «Орбита», по Асанову, — это фотоколлекция одного из клубов, запущенная по цепочке адресов. В конце пути она приобретает свойства бумеранга и возвращается домой. За время полета на каждой из остановок коллекцию смотрят и обсуждают десятки фотографов. В следующем году другой клуб запускает свою коллекцию на орбиту и т. д. Так происходила фотографическая диффузия страны. «Орбиты» имели имена. Они складывалось из годов, определяющих учебный сезон и из имени клуба. Например, — «83/84 Горький», «84/85 Йошкар-Ола», «88/89 „Зеркало“» и т. д.
Несмотря на то, что у клуба был фирменный и уже узнаваемый всеми плакат, мы старались сделать к каждой выставке коллективный портрет клуба — общую картинку. Такая картинка требовала нестандартной композиции и выдумки. Характерным примером в этом смысле был пленэр в марте 1985 года. Изюминкой композиции должна была стать обнаженная модель, олицетворяющая чистую фотографию, а мы, каким-то образом, — фоном. Задумка была классная, и она собрала почти весь клуб. Идею выдвинул Сергей Подгорков. «Десант» организованно высадился на пустынном и заснеженном еще берегу Финского залива в районе Комарово. Все были хорошо вооружены различной фототехникой и большим количеством «боеприпасов». В самую последнюю минуту выяснилось, что девицы-символа «чистой фотографии» не будет. Мы не дрогнули. Началась импровизация. Борис Михалевкин предложил коллективу другую «изюминку» — свой видавший виды мужской торс. Провокация не прошла. Поиски продолжились. Наконец, из-под снега была выкопана детская площадка, посредине которой стоял сказочный корабль, похожий на кочь[3]. Мы набились в него, и получилась композиция под девизом «Корабль дураков». Вдохновленные этим успехом, мы заметили стоящий недалеко павильон летнего кафе. Мы очень аккуратно надломили его и проникли внутрь, где в комфортных условиях и закрепили успех операции. Композиция «Корабль дураков» украшала шестую отчетную выставку.
Шестая выставка доказала, что мы не перестали искать и совершенствовать форму подачи материала — мы ушли от ненавистных стен выставочного помещения. Дело в том, что 99% всех выставок в стране, как правило, используют стены залов, оставляя середину пустой. Здесь ставятся стулья, здесь дефилирует публика, наслаждаясь произведениями искусства.
Мы считали, что фотография требует некоторой камерности. С этой целью был заказан по нашим чертежам щит, который с помощью замков на его теле соединялся с другими подобными щитами, образуя некие модули, кабинеты — любые прямоугольные пространства. Оборотная сторона щита тоже была лицевой. Таким образом, экспозиция, насчитывающая до четырехсот фотографий, не висит серой массой на трех-четырех стенах, а разбивается на секции-кабинеты, которых ровно столько, сколько необходимо. Удобство такой развески очевидно. Интимное пространство кабинета позволяет компоновать материал более свободно и точно, не оглядываясь на соседнюю экспозицию. Появляется эффект некого личного пространства. А сама конфигурация всего экспозиционного тела превращается в архитектурную композицию.
В 1986 году председателю «Зеркала» Евгению Юрьевичу Раскопову исполнялось 50 лет. За большие заслуги перед клубом Женя награждался персональной выставкой. И Раскопов освоил пространство, которое обычно заполняли тридцать человек. Худсовет отобрал самое «лакомое» из его коллекции. Конечно, здесь было БАМовское начало, джазовые импровизации, прибалтийское хоровое пение, белые ночи, дороги Дагестана, тихие есенинские места, белоснежные яхты и многое другое.
Грянул юбилейный 1987 год. «Зеркалу» исполнялось 10 лет. За 10 лет обстановка в стране заметно изменилась. Оживилась и фотографическая жизнь. Рождались новые клубы, организовывались семинары, многочисленные юбилеи требовали фотографического сопровождения. Приглашения от конкурсов сыпались, как из рога изобилия. Темп жизни убыстрился. На творчество оставалось все меньше времени. Но мы еще успевали реагировать, во всяком случае, на серьезные предложения. А серьезное предложение исходило от главной выставочной площадки страны — ВДНХ, приглашавшей на выставку, посвященную 70-летию Октябрьской революции.
Перестройка. Улицы волнуются, люди надеются, ораторы беснуются. В такой обстановке открывается восьмая выставка «Зеркала». На ее стендах рефлексируется нервозная обстановка в стране. Снимки выражают противоборство непримиримых взглядов людей, стоящих по разные стороны баррикад. Это почти политика. Во всяком случае, это крепкая публицистика. Фотографии воспринимаются остро и задевают за живое потому, что прошли через сердце автора. Выставка открылась в июне 1988 года и насчитывала 28 участников[4]. В этом же году издательство «Планета» соглашается на издание альбома «Клуб „Зеркало“» в объеме 23 печатных листов, то есть примерно 450 фотографий. Проект остался незавершенным.
Имя Даниэлы Мразковой достаточно известно людям, интересующимся фотографией, особенно сегодня, когда интернет срывает маски и вскрывает тайны. Но в 1970–80-х годах, да и позже, Мразкова воспринималась нами человеком с большой буквы, кристальной чистоты и порядочности. А ее работа в Revue fotografie[5] была выше всяких похвал. Контрабанда русской и советской фотографиями вскрылась позднее. Благодаря попустительскому отношению нашей страны к своим национальным ценностям, лучшие коллекции русской и советской светописи находятся не у себя дома, а в западных музеях — в частности, в музее Людвига в Кельне. Хочется с сожалением подчеркнуть, что не мы обратили внимание на художественную ценность материала, что не мы кропотливо разыскивали и собирали по крупицам то, что находилось в зоне безразличия или было испачкано политикой и идеологией. И неожиданная мысль приходит в голову: а не сказать ли спасибо Мразковой за эту контрабанду, которая обернулась спасением ценностей? Ведь не будь Мразковой, они бы нашли свое место на помойке.
Официально выставка называлась «С фотокамерой по городу». Она представляла собой экспозицию из ста работ Карла Буллы, причем настоящих, живых, напечатанных с подлинных негативов. Этой выставкой клуб решил отметить 150-летие изобретения фотографии. Коллекция являлась собственностью члена клуба С. Королева, любезно предоставившего ее для общественного просмотра. Для того, чтобы открыть выставку именно в январе, приурочив ее ко дню рождения светописи, клубу нужно было проделать большую работу. Надо было найти помещение, ведь дом культуры предоставлял нам зал только раз в году, обычно в июне. «Помещение» оказалось залами библиотеки на Лиговском проспекте, д. 99. Клубу пришлось освободить нужное пространство от книг и стеллажей и сделать экспозицию. Выставка произвела фурор и пользовалась большим успехом. Это был один из первых (если не первый) показ фотографий дореволюционной России и, в частности, Санкт-Петербурга, в таком объеме и такого качества.
Андрей Усов уговорил поехать в Стрельну в поход за новой клубной картинкой. Он привел нас на место, где в полуразрушенном состоянии стоял Константиновский дворец. Это сейчас, благодаря реставрационным работам, восстановлено величие архитектуры и паркового пространства. А тогда здание стояло, утратив слои отделочной штукатурки, с поврежденной кровлей, чернея гнилыми оконными проемами. Это место еще при Петре пыталось стать «русским Версалем», но не получилось. Мы, видимо, тоже занимались «реставрацией», но отношений. Картинка не вытанцовывалась, головы были забиты психологией конфликта. Мы вышли из парка на берег залива. Кромка берега плотно была завалена валунами. Вскоре увидели то, что искали, — выброшенное бурей бревно. С обеих его сторон мы и нашли пристанище.
Картинка для клубной выставки так и не получилась. Мы разъехались по домам, тая в сердце тревогу и неуверенность в завтрашнем дне.
Девятая выставка состоялась скорее по инерции. Ребята реализовывали свои творческие планы, выполняя долг перед собой и перед коллективом. Головы были забиты радужными планами на будущее, а сердце екало в предчувствии катастрофы. Совершенно не помню подробностей экспозиции.
Случилось то, что случалось не раз с другими творческими объединениями. «Зеркало» треснуло. Часть из нас захотела стать самостоятельными творческими единицами. Если раньше деваться было некуда, то теперь можно было лететь куда угодно. Первой трещинкой «Зеркала» была группа «ТАК». Группа возникла в тот самый момент, когда «Зеркало» было на вершине своего успеха — в 1987 году. Д. Шнеерсон, А. Чежин, Ю. Матвеев и примкнувший к ним ненадолго С. Арсентьев создали группу и провели ряд выставок. Через несколько лет группа «ТАК» перестала существовать, но она сделала свое дело. В 1989 году отношения внутри клуба обострились. Еще висела выставка Буллы, и слышны были восторженные дифирамбы, а келейные заседания клуба стали напоминать «Квартет» И. Крылова. Люди перестали понимать друг друга. То, что любовно взращивалось десять лет в «Зеркале», — а именно трепетное отношение к инакомыслию как к индивидуальности, дало о себе знать. Ребята выросли в профессионалов со своими взглядами, со своими творческими пристрастиями. Они устали подавлять в себе желания. Им стало тесно в клубе. Им захотелось свободы и собственного полета.
Все закончилось тем, что из клуба ушли группы и мэтры. Мы перестали функционировать. Так же как когда-то якобы случайно мы встретились и создали клуб, так же уверенно через десять лет мы прекратили его существование. Мы переросли клуб, но в нас остались дружба и гордость, да еще щемящее чувство причастности к истории и судьбе «Зеркала».
Никаких воспоминаний, кроме значка — «15 лет клубу „Зеркало“, Санкт-Петербург, 1992».
С 1989 по 1996 год — шесть лет — большое, настоящее «Зеркало» молчало. Раскол оказался серьезным. В 1996 году Раскопову исполнялось 60 лет. Под этим благовидным предлогом собрали и провели десятую выставку. Автором-составителем выступил сам юбиляр, художником — В. Бертельс, а дизайн выставки осуществил П. Иванов. Это была последняя настоящая «зеркальная» выставка. В ней приняли участие как старожилы клуба, так и молодые «зеркальцы» последней волны. Выставка проходила в большом танцевальном зале Дома культуры им. К. Маркса на фирменных стендах-раскладушках. В интерьере выставки было использовано несколько больших общих фотографий «Зеркала» разных лет. Выставка как бы подытожила творчество клуба за 19 лет и стала последним прекрасным аккордом той большой и многочастной симфонии, которую удалось ему сыграть. Все, что осталось от той выставки, это плохо напечатанный буклет с нашим плакатом на обложке, да с любимым Жениным названием выставки — «Круговорот жизни».
Выставка напоминала экспозицию в фойе советского кинотеатра, когда рядом с фикусами вешают картинки. Не было стройности и строгости, которые сопутствовали экспозициям клуба «Зеркало». Фотографии висели по стенам, плохо вписываясь в интерьер здания XIX века. Почему-то запомнилась работа В. Капустина, висевшая на бра. Тем не менее, любопытных было много. Выставка провисела месяц. А 29 января 2003 года умер Е. Ю. Раскопов. Так печально закончилась одиннадцатая выставка «Зеркала». Так завершилась история легендарного фотоклуба.
Павел Иванов
Санкт-Петербург, 2016
[1] Институт культуры им. Крупской — прим. ред.
[2] Вартанов, Анри Суренович — советский и российский ученый, доктор филологических наук, профессор, киновед, телевизионный критик. С 1974 по 2013 год заведующий сектором художественных проблем массовых коммуникаций НИИ искусствознания.
[3] Старинное парусное судно — прим. ред.
[4] Полнее см.: Николаева Е. Принцип на принцип // Смена. — 1988. — 22 июня.
[5] Revuefotografie — авторитетный журнал по фотографии, издававшийся совместно СССР и Чехословакией.
Последнее изменение 24.11.2017
Ваше имя:
Ваш Email:
Нажимая "Отправить", я подтверждаю свое согласие на обработку моих персональных данных, указанных в форме This site is protected by reCAPTCHA and the Google Privacy Policy and Terms of Service apply.
Поделиться ссылкой на выделенное
Прямая ссылка: