С начала «арабской весны» 2011 года Египет переживает острый политический и экономический кризис. Часть населения борется за свободу слова и собраний, за равенство всех перед законом и протестует против грубых и явных нарушений прав человека, особенно прав женщин. Некоторые египтянки борются против традиционного кодекса поведения, который отводит им менее престижные роли и более низкий статус, нежели мужчинам. Многие надеются на изменение общественного сознания, даже если в своей повседневной жизни изменить могут крайне мало. Кто эти женщины?
В рамках проекта «Саида» фотограф Амели Лозье создала серию портретов египетских женщин в период между «арабской весной» и военной диктатурой. На снимках изображены одна из четырех таксисток в Каире, первая женщина — кандидат в президенты, активистки, работницы фабрик, домохозяйки в хиджабе и без… Героини Лозье — женщины, чье положение в обществе зависит от их вероисповедания, образования, возраста и социально-экономического статуса. Амели Лозье приходила к ним домой, снимала их портреты и записывала интервью, где женщины и девушки делились своими размышлениями, желаниями и мечтами. Таким образом Лозье создала документальное свидетельство истории «женского» Египта между подъемом и стагнацией.
В результате проект дает возможный ответ на вопрос «Что значит быть женщиной в сегодняшнем Египте?».
Салме (имя изменено) 28 лет, она тележурналистка, разведена. Снимает квартиру в центре Каира вместе со знакомыми. У нее есть 6-летняя дочка, которая живет у ее мамы в Александрии.
После свадьбы Салма из любви к мужу согласилась надеть никаб. Никаб — это покрывало, которым закрывают все лицо, кроме глаз. Но её муж злоупотребил её любовью. Вот, что рассказала мне Салма:
«Какое счастье, что даже надев никаб, не перестаешь соображать! В исламском обществе развестись может только мужчина. Но сейчас закон позволяет и женщине просить „хула“, то есть потребовать развода: она может развестись с мужчиной, но должна подписать бумагу, что отказывается от всех финансовых претензий. Муж забрал у меня все, даже мои украшения и деньги… дочку оставил со мной, и то хорошо! (Салма смеется). Я сняла никаб в тот же день, как уехала из дома, еще до развода. Какое же это было облегчение».
Салма Азиз (имя изменено) 28 лет
Каир, Египет, 2014
Салма (имя изменено) 28 лет, тележурналистка, разведена. Снимает квартиру в центре Каира вместе со знакомыми. У нее есть 6-летняя дочка, которая живет у ее мамы в Александрии.
После свадьбы Салма из любви к мужу согласилась надеть никаб*. Но впоследствии муж ее все равно лишь притеснял и обманывал ее доверие. Вот что рассказала мне Салма:
«Какое счастье, что даже надев никаб, не перестаешь соображать! В исламском обществе развестись может только мужчина. Но сейчас закон позволяет и женщине просить «хула»**: она может развестись с мужчиной, но должна подписать бумагу, что отказывается от всех финансовых претензий. Муж забрал у меня все, даже мои украшения и деньги… дочку оставил со мной, и то хорошо! (смеется). Я сняла никаб в тот же день, как уехала из дома, еще до развода. Какое же это было облегчение».
*Никаб — покрывало, которым закрывают все лицо, кроме глаз; некоторые мусульманки носят его в общественных местах. **Хула — юридическое понятие в исламе, обозначающее развод, на который подает женщина. При разводе она теряет целый ряд прав: ей необходимо вернуть «махр» (сумму, которую муж выделил жене при заключении брака), в течение трех месяцев ей нельзя выходить замуж (если в этот срок выяснится, что она беременна, то не будет сомнений, кто отец ребенка). Наконец, в случае, если у нее нет детей, она должна уйти из дома и оставить жилье мужу. Последнее слово в этом вопросе остается за судьей.
Надие 42 года, у нее двое детей, она живет с мужем-индийцем в городе Садат в 100 километрах на северо-запад от Каира. Она работает начальником строительной бригады, что для женщин большая редкость. Вот её история:
«То, что я могу заниматься таким делом — это просто божий дар. Я не училась этой специальности, все освоила сама на месте. У меня есть знакомые, которые мне помогли, без них я бы так не поднялась. Мои сотрудники-мужчины уже давно меня знают и нормально относятся к тому, что них не начальник, а начальница. Но когда я вижу лица новых сотрудников, мне порой становится ужасно смешно! Они до глубины души поражаются, когда осознают, что ими будет командовать женщина».
Надия Али Абдала, 42 года
Садат, Египет, 2014
Надии 42 года, у нее двое детей, она живет с мужем-индийцем в городе Садат в 100 километрах на северо-запад от Каира. Она работает начальником строительной бригады, что для женщин большая редкость, а также в сфере недвижимости.
То, что я могу заниматься таким делом — это просто божий дар. Я не училась этой специальности, все освоила сама на месте. У меня есть знакомые, которые мне помогли, без них я бы так не поднялась. Мои сотрудники-мужчины уже давно меня знают и нормально относятся к тому, что у них не начальник, а начальница. Но когда я вижу лица новых сотрудников, мне порой становится ужасно смешно! Они до глубины души поражаются, когда осознают, что ими будет командовать женщина.
Ботайне 52 года. Она изучала экономику, затем политологию со специализацией на Африке и журналистику. Сейчас Ботайна тележурналистка и политик. Она не замужем, живет в центре Каира, у нее есть дочь.
На выборах 2012 и 2014 годов она была единственной женщиной, пытавшейся баллотироваться в президенты, но ей не удалось собрать нужное для выдвижения количество подписей. Вот, что она рассказала:
«Когда в 2011 году началась революция, я вскоре поняла, что моя задача — это борьба за права женщин. Я раньше думала, что если Египет даст больше прав народу, то и женщины от этого выиграют. А сегодня я убеждена, что дело обстоит ровно наоборот: только когда женщины завоюют себе больше прав, выиграет и все общество в целом. Улучшение положения женщин должно быть в приоритете. Вот это и привело меня в политику. В нашей стране можно увидеть девушек, которые носят облегающие брюки и очень ярко красятся, но при этом все равно должны ходить с покрытой головой. А большинство парикмахеров — мужчины. В нашем обществе много противоречий, таков уж Египет: тут есть все и его противоположность, и в этом наше богатство!»
Ботайна Камель, 52 года
Ботайна, 52 года. Изучала экономику и организацию производства, затем политологию со специализацией на Африке и журналистику. Сейчас Ботайна тележурналистка и политик. Она не замужем, живет в центре Каира, у нее есть дочь.
На выборах 2012 и 2014 годов она была единственной женщиной, пытавшейся стать кандидатом в президенты, но ей не удалось собрать нужное для выдвижения количество подписей.
Египет долго спал… Но моя революция началась раньше революции в Египте! Я шесть лет вела на радио передачу, которая называлась «Night Confessions» («Ночные признания») — вот это была революция! В эфир звонили люди, рассказывали мне о своих повседневных проблемах, задавали вопросы. Многие женщины говорили с удивительной прямотой. Я думаю, женщины способны гораздо более живо и откровенно рассказать о своей жизни, чем мужчины. Тем временем, на пятничных проповедях не уставали повторять, что мои слушатели и я со своей передачей выступаем против шариата и очерняем образ Египта. Это была долгая борьба. В конце концов руководители радиостанции сняли передачу с эфира. Я считаю, что революция должна быть прежде всего не политической, а социальной и культурной. Но на это нужно очень много времени. Когда в 2011 году началась революция, я вскоре поняла, что моя задача — это борьба за права женщин. Я раньше думала, что если Египет даст больше прав народу, то и женщины от этого выиграют. А сегодня я убеждена, что дело обстоит ровно наоборот: только когда женщины завоюют себе больше прав, выиграет и все общество в целом. Улучшение положения женщин должно быть в приоритете. Вот это и привело меня в политику. В нашей стране можно увидеть девушек, которые носят облегающие брюки и очень ярко красятся, но при этом все равно должны ходить с покрытой головой. А большинство парикмахеров — мужчины. В нашем обществе много противоречий, таков уж Египет: тут есть всё, и в этом — наше богатство!
Египет долго спал… Но моя революция началась раньше революции в Египте! Я шесть лет вела на радио передачу, которая называлась «Night Confessions» («Ночные признания») — вот это была революция! В эфир звонили люди, рассказывали мне о своих повседневных проблемах, задавали вопросы. Многие женщины говорили с удивительной прямотой. Я думаю, женщины способны гораздо более живо и откровенно рассказать о своей жизни, чем мужчины. Тем временем, на пятничных проповедях не уставали повторять, что мои слушатели и я со своей передачей выступаем против шариата и очерняем образ Египта. Это была долгая борьба. В конце концов руководители радиостанции сняли передачу с эфира. Я считаю, что революция должна быть прежде всего не политической, а социальной и культурной. Но на это нужно очень много времени.
Когда в 2011 году началась революция, я вскоре поняла, что моя задача — это борьба за права женщин. Я раньше думала, что если Египет даст больше прав народу, то и женщины от этого выиграют. А сегодня я убеждена, что дело обстоит ровно наоборот: только когда женщины завоюют себе больше прав, выиграет и все общество в целом. Улучшение положения женщин должно быть в приоритете. Вот это и привело меня в политику. В нашей стране можно увидеть девушек, которые носят облегающие брюки и очень ярко красятся, но при этом все равно должны ходить с покрытой головой. А большинство парикмахеров — мужчины. В нашем обществе много противоречий, таков уж Египет: тут есть всё, и в этом — наше богатство!
Нуре 19 лет, она живет с родителями в районе Имбаба в Каире. Учится в гимназии и для начала планирует хорошо окончить школу. Она помолвлена. В интервью она поделилась со мной следующим:
«Я с нетерпением жду момента, когда мне откроется сексуальность. Мне и радостно, и немного страшно — ведь неизвестно, как все будет. Конечно, я думаю не только об «этом», но я уверена, что секс связан с удовольствием.
Я не проходила обрезание — в отличие от моей мамы. Она с юга страны, а там это традиция. Но для нее это был такой ужас, что она решила не подвергать этой операции нас с сестрой. Говорить с мамой о сексе мне неловко. Хотя перед свадьбой она мне, конечно, что-то подскажет.
У меня есть подруга, ей на уроках в школе объясняли, как устроены тела мужчин и женщин, а она пересказывала мне. Вообще эта тема у нас под запретом. Но моя подруга рассказала мне про мое тело много такого, о чем я раньше не имела никакого понятия! Еще мне говорили, что мужчины настоящие эгоисты в вопросах секса. Но я думаю, что с моим будущим мужем мы сможем обо всем договориться. Давать и брать — тут должна быть взаимность. И я не побоюсь завести разговор на эту тему».
Нура Халед Сеид Хамед, 19 лет
Каир, Египет, 2015
Нура, 19 лет, живет с родителями в районе Имбаба в Каире. Учится в гимназии и для начала планирует хорошо окончить школу. Она помолвлена. Ее жених не хочет, чтобы она работала после свадьбы.
Мне бы много чего хотелось, например, стать стюардессой, или работать в косметической отрасли, или вообще открыть свою фирму. Но для этого нужно много учиться, набираться жизненного опыта. Это долгий путь, и ради него мне пришлось бы отказаться от самого главного — от создания семьи с мужем и детьми. Но без этого я не смогу жить. Мне нужна любовь и ей я хочу посвящать все свое время. И я рада, что она у меня будет. Когда я выйду замуж, то смогу наслаждаться свободой, у меня будет своя квартира, я без указки сверху буду решать, что покупать, что готовить на обед, как воспитывать детей. У нас есть пословица: «Пока ты не вырастишь сына, муж будет подстраиваться». Через десять лет я буду мамой, у меня будет ответственность за семью, за мужа. Я с нетерпением жду момента, когда мне откроется сексуальность. Мне и радостно, и немного страшно — ведь неизвестно, как все будет. Конечно, я думаю не только об «этом», но я уверена, что секс связан с удовольствием. Я не проходила обрезание — в отличие от моей мамы. Она с юга страны, а там это традиция. Но для нее это был такой ужас, что она решила не подвергать этой операции нас с сестрой. Говорить с мамой о сексе мне неловко. Хотя перед свадьбой она мне, конечно, что-то подскажет. У меня есть подруга, ей на уроках в школе объясняли, как устроены тела мужчин и женщин, а она пересказывала мне. Вообще эта тема у нас под запретом. Но моя подруга рассказала мне про мое тело много такого, о чем я раньше не имела никакого понятия! Еще мне говорили, что мужчины настоящие эгоисты в вопросах секса. Но я думаю, что с моим будущим мужем мы сможем обо всем договориться. Давать и брать — тут должна быть взаимность. И я не побоюсь завести разговор на эту тему.
Мне бы много чего хотелось, например, стать стюардессой, или работать в косметической отрасли, или вообще открыть свою фирму. Но для этого нужно много учиться, набираться жизненного опыта. Это долгий путь, и ради него мне пришлось бы отказаться от самого главного — от создания семьи с мужем и детьми. Но без этого я не смогу жить. Мне нужна любовь и ей я хочу посвящать все свое время. И я рада, что она у меня будет. Когда я выйду замуж, то смогу наслаждаться свободой, у меня будет своя квартира, я без указки сверху буду решать, что покупать, что готовить на обед, как воспитывать детей. У нас есть пословица: «Пока ты не вырастишь сына, муж будет подстраиваться». Через десять лет я буду мамой, у меня будет ответственность за семью, за мужа.
Я с нетерпением жду момента, когда мне откроется сексуальность. Мне и радостно, и немного страшно — ведь неизвестно, как все будет. Конечно, я думаю не только об «этом», но я уверена, что секс связан с удовольствием.
Я не проходила обрезание — в отличие от моей мамы. Она с юга страны, а там это традиция. Но для нее это был такой ужас, что она решила не подвергать этой операции нас с сестрой. Говорить с мамой о сексе мне неловко. Хотя перед свадьбой она мне, конечно, что-то подскажет. У меня есть подруга, ей на уроках в школе объясняли, как устроены тела мужчин и женщин, а она пересказывала мне. Вообще эта тема у нас под запретом. Но моя подруга рассказала мне про мое тело много такого, о чем я раньше не имела никакого понятия! Еще мне говорили, что мужчины настоящие эгоисты в вопросах секса. Но я думаю, что с моим будущим мужем мы сможем обо всем договориться. Давать и брать — тут должна быть взаимность. И я не побоюсь завести разговор на эту тему.
Надие 42 года, она живет в районе Мадинет Эль Салам на севере Каира. Она принадлежит к народности коптов и работает в одной семье помощницей по хозяйству. У нее двое детей. Вот, что она мне рассказала:
«Меня выдали замуж в 15 лет. Мужа я не выбирала, и брак был не по любви. Он был настоящий мерзавец, изменял мне, а когда напивался, то бил меня и прижигал. У коптов женщинам разводиться нельзя, разве только если муж плохо обращается с женой. Причин, чтобы потребовать развода, у меня было предостаточно, поэтому я позвала священника. Но перед ним муж стал изворачиваться и утверждать, что я лгу. Развестись мне не дали, и, конечно, муж после этого совсем распоясался. Одиннадцать лет назад я съехала к матери, потому что боялась за детей и хотела их защитить. Он нас не преследовал, зато продал нашу квартиру, деньги проиграл и спустил на наркотики и в итоге оказался на улице. Я все равно ему помогала, мне было жаль его, как-никак это все же отец моих детей. Три года назад он скончался от передозировки. Слава богу! То, что его больше нет — большое облегчение.»
Надия Гиргис, 42 года
Надии 42 года, она родилась в городе Бени-Суэйф и теперь живет в районе Мадинет Эль Салам на севере Каира. Она принадлежит к народности коптов и работает в одной семье помощницей по хозяйству. У нее двое детей — сыну Томи 25 лет, а дочке Мирне — 15.
Меня выдали замуж в 15 лет. Мужа я не выбирала, и брак был не по любви. Он был настоящий мерзавец, изменял мне, а когда напивался, то бил меня и прижигал. У коптов женщинам разводиться нельзя, разве только если муж плохо обращается с женой. Причин, чтобы потребовать развода, у меня было предостаточно, поэтому я позвала священника. Но перед ним муж стал изворачиваться и утверждать, что я лгу. Развестись мне не дали, и, конечно, муж после этого совсем распоясался. Одиннадцать лет назад я съехала к матери, потому что боялась за детей и хотела их защитить. Он нас не преследовал, зато продал нашу квартиру, деньги проиграл и спустил на наркотики, в итоге оказался на улице. Я все равно ему помогала, мне было жаль его, как-никак это все же отец моих детей. Три года назад он скончался от передозировки. Слава богу! То, что его больше нет — большое облегчение. Мужчины — просто идиоты. Если мне суждено еще кого-то встретить, то пусть у него будут деньги. Я больше не хочу тащить на себе всю семью, пока муж не желает и пальцем пошевелить, как мой. Я хочу, чтобы моя дочка училась экономике на английском языке, думаю, за этим — будущее. Но она хочет поступать в Академию художеств. В любом случае, я сделаю все, чтобы она вышла замуж не раньше, чем выучится. И уж она точно выберет мужа сама!
Меня выдали замуж в 15 лет. Мужа я не выбирала, и брак был не по любви. Он был настоящий мерзавец, изменял мне, а когда напивался, то бил меня и прижигал. У коптов женщинам разводиться нельзя, разве только если муж плохо обращается с женой. Причин, чтобы потребовать развода, у меня было предостаточно, поэтому я позвала священника. Но перед ним муж стал изворачиваться и утверждать, что я лгу. Развестись мне не дали, и, конечно, муж после этого совсем распоясался. Одиннадцать лет назад я съехала к матери, потому что боялась за детей и хотела их защитить. Он нас не преследовал, зато продал нашу квартиру, деньги проиграл и спустил на наркотики, в итоге оказался на улице. Я все равно ему помогала, мне было жаль его, как-никак это все же отец моих детей. Три года назад он скончался от передозировки. Слава богу! То, что его больше нет — большое облегчение.
Мужчины — просто идиоты. Если мне суждено еще кого-то встретить, то пусть у него будут деньги. Я больше не хочу тащить на себе всю семью, пока муж не желает и пальцем пошевелить, как мой.
Я хочу, чтобы моя дочка училась экономике на английском языке, думаю, за этим — будущее. Но она хочет поступать в Академию художеств. В любом случае, я сделаю все, чтобы она вышла замуж не раньше, чем выучится. И уж она точно выберет мужа сама!
Моне 42 года, она живет с мужем и двумя дочками в районе Имбаба в Каире. Она повариха и уборщица. Вот её история:
«Египетская женщина прежде всего думает о детях. Потом о муже и о домашнем хозяйстве. И только в конце — о себе. Поэтому пусть с себя и спрашивает, если лишается каких-то прав… права на работу, права на свое мнение, отличное от мнения мужа… К сожалению, это судьба многих египетских женщин, но к счастью — не моя, так как мы с мужем женаты по любви. Я работаю, потому что мне это нравится и потому что мне так нужно.
Во время революции 2011 года я 18 дней была на протестах, выходила, чтобы было больше социальной справедливости и работы. И пусть с тех пор ничего не изменилось. Я думаю, нам надо набраться терпения, большого терпения. И всем вместе идти дальше, рука об руку».
Мона Фарраг Абделати, 42 года
Мона, 42 года, живет с мужем и двумя детьми в районе Имбаба в Каире. Она повариха и уборщица.
Египетская женщина прежде всего думает о детях. Потом о муже и о домашнем хозяйстве. И только в конце — о себе. Поэтому пусть с себя и спрашивает, если лишается каких-то прав… Права на работу, права на свое мнение, отличное от мнения мужа… К сожалению, это судьба многих египетских женщин, но к счастью — не моя, так как мы с мужем женаты по любви. Я работаю, потому что мне это нравится и потому что мне так нужно. Во время революции 2011 года я 18 дней была на протестах, выходила, чтобы было больше социальной справедливости и работы. И пусть с тех пор ничего не изменилось, я думаю, нам надо набраться терпения, большого терпения. И всем вместе идти дальше, рука об руку.
Египетская женщина прежде всего думает о детях. Потом о муже и о домашнем хозяйстве. И только в конце — о себе. Поэтому пусть с себя и спрашивает, если лишается каких-то прав… Права на работу, права на свое мнение, отличное от мнения мужа… К сожалению, это судьба многих египетских женщин, но к счастью — не моя, так как мы с мужем женаты по любви. Я работаю, потому что мне это нравится и потому что мне так нужно.
Во время революции 2011 года я 18 дней была на протестах, выходила, чтобы было больше социальной справедливости и работы. И пусть с тех пор ничего не изменилось, я думаю, нам надо набраться терпения, большого терпения. И всем вместе идти дальше, рука об руку.
Наде 26 лет, она живет в квартире в центре Каира вместе с друзьями. Она фотограф, ди-джей, дизайнер. Вот, что она мне рассказала:
«Мои родители счастливы и даже горды, что я живу одна. У меня есть квартира, я живу своей жизнью и ни перед кем не обязана отчитываться.
У меня есть друг, но мы не женаты. Это необычно для египетского общества в целом, но в моем социальном кругу далеко не исключение. У всех моих друзей и подруг кто-то есть. И я замечаю, что в моем поколении все больше людей живут сами по себе и не женятся.
Ходить по Каиру мне не всегда приятно. Я вижу людей, улицы, бедность, радость, глупость и вот это вот все – дохлых кошек и собак, ожесточенность, мусор, красивую архитектуру, хаос, громкий шум, шум, шум, от которого не спрятаться. Это как джунгли, бетонные джунгли. Если бы у меня была суперсила, я бы построила широкие тротуары для пешеходов и велодорожки. Общественный транспорт у нас плохой, я бы его улучшила, и попробовала бы внедрить систему переработки отходов, чтобы стало почище. А еще, будь у меня суперсила, я стерла бы с лица земли саму идею религиозных законов, с ними у нас и правда совсем беда. И всю египетскую правовую систему я бы как следует перетрясла».
Нада Элисса, 26 лет
Наде 26 лет, она живет в квартире в центре Каира вместе с друзьями. Она фотограф, диджей, дизайнер, координатор образовательной программы в кинотеатре «Zawya», одним из основателей которого она стала в 2014 году. В свободное время она заботится о брошенных животных.
Мои родители счастливы и даже горды, что я живу одна. У меня есть квартира, я живу своей жизнью и ни перед кем не обязана отчитываться. У меня есть друг, но мы с ним не женаты. Это необычно для египетского общества в целом, но в моем социальном кругу далеко не исключение. У всех моих друзей и подруг кто-то есть. И я замечаю, что в моем поколении все больше людей живут сами по себе и не женятся. Мне это очень по душе, потому что это объединяет нас всех в маленькое сообщество. (…) Мои родители мне доверяют. «Деточка дорогая, и не страшно тебе вот так на велосипеде? Ведь столько шпаны на улицах!» Обожаю, когда подруги матери так реагируют, когда встречают меня на велике. Сразу чувствую себя сильнее и отважнее. Вообще я думаю, что сила и отвага — это два самых нужных качества для женщины в Каире. (…) Патриархальное общество, такое как у нас в Египте, в подробностях расписывает, как женщине следует себя вести — как матери, как домохозяйке и т.д. Но и от мужчины оно требует недостижимого совершенства — ему необходимо одному обеспечивать всю семью, финансово, эмоционально, вообще по всем пунктам гарантировать надежность. Я люблю своего отца и вижу, как он отдает все ради заботы о семье. Мне кажется, это долг, который мы никогда не сможем ему отдать. О таком мы легко забываем. Ходить по Каиру мне не всегда приятно. Я вижу людей, улицы, бедность, радость, глупость и вот это вот все, дохлых кошек и собак, ожесточенность, мусор, красивую архитектуру, хаос, громкий шум, шум, шум, от которого не спрятаться. Это как джунгли, бетонные джунгли. Если бы у меня была суперсила, я бы построила широкие тротуары для пешеходов и велодорожки. Общественный транспорт у нас плохой, я бы его улучшила, и попробовала бы внедрить систему переработки отходов, чтобы стало почище. А еще, будь у меня суперсила, я стерла бы с лица земли саму идею религиозных законов, с ними у нас и правда совсем беда. И всю египетскую правовую систему я бы как следует перетрясла.
Мои родители счастливы и даже горды, что я живу одна. У меня есть квартира, я живу своей жизнью и ни перед кем не обязана отчитываться.
У меня есть друг, но мы с ним не женаты. Это необычно для египетского общества в целом, но в моем социальном кругу далеко не исключение. У всех моих друзей и подруг кто-то есть. И я замечаю, что в моем поколении все больше людей живут сами по себе и не женятся. Мне это очень по душе, потому что это объединяет нас всех в маленькое сообщество. (…) Мои родители мне доверяют.
«Деточка дорогая, и не страшно тебе вот так на велосипеде? Ведь столько шпаны на улицах!» Обожаю, когда подруги матери так реагируют, когда встречают меня на велике. Сразу чувствую себя сильнее и отважнее. Вообще я думаю, что сила и отвага — это два самых нужных качества для женщины в Каире. (…)
Патриархальное общество, такое как у нас в Египте, в подробностях расписывает, как женщине следует себя вести — как матери, как домохозяйке и т.д. Но и от мужчины оно требует недостижимого совершенства — ему необходимо одному обеспечивать всю семью, финансово, эмоционально, вообще по всем пунктам гарантировать надежность. Я люблю своего отца и вижу, как он отдает все ради заботы о семье. Мне кажется, это долг, который мы никогда не сможем ему отдать. О таком мы легко забываем.
Ходить по Каиру мне не всегда приятно. Я вижу людей, улицы, бедность, радость, глупость и вот это вот все, дохлых кошек и собак, ожесточенность, мусор, красивую архитектуру, хаос, громкий шум, шум, шум, от которого не спрятаться. Это как джунгли, бетонные джунгли. Если бы у меня была суперсила, я бы построила широкие тротуары для пешеходов и велодорожки. Общественный транспорт у нас плохой, я бы его улучшила, и попробовала бы внедрить систему переработки отходов, чтобы стало почище. А еще, будь у меня суперсила, я стерла бы с лица земли саму идею религиозных законов, с ними у нас и правда совсем беда. И всю египетскую правовую систему я бы как следует перетрясла.
Зейнаб 31 год, она не замужем, живет с мамой в южной части Каира. Зейнаб изучала политологию в Египте, Бельгии и Франции, работала в «Amnesty International». Сейчас в Каире у нее собственная НКО, которая борется за права женщин и против сексуальных домогательств и насилия. Вот цитата из её истории:
«Сексуальные домогательства — это повседневная реальность почти для всех женщин в Каире.
Во время революции и во время женских демонстраций на площади Тахрир появился новый феномен: групповое изнасилование, когда около пятнадцати или двадцати мужчин, хорошо организованных, иногда вооруженных, подавали друг другу знак и в 30 секунд валили на землю женщину, окружая ее в один, два, три ряда. Снаружи жертву не было видно, казалось, что идет какая-то разборка между молодыми мужчинами. Я была соосновательницей организации „Tahrir Bodyguards“. Мои коллеги протискивались в эти круги и вытаскивали жертв, а моей задачей была принять женщину и отвести ее в наше убежище, где она была в безопасности. Когда демонстрации закончились, мы с коллегами создали новую организацию „Dignity without Borders“, чтобы и дальше работать с проблемами сексуальных домогательств и насилия. Мы занимаемся просвещением в школах, добиваемся, чтобы общество признало важность наших тем, помогаем самим женщинам почувствовать свою значимость. Я думаю, что только через образование и просвещение общество может прийти к более уважительному обращению с женщинами.
В общем и целом у нас сейчас господствует представление, что только женщина в ответе за то, что с ней происходит. Женщины и сами считают себя ответственными за сексуальное насилие, от которого пострадали. Такую установку я и пытаюсь изменить своей деятельностью в „Dignity without Borders“.
Независимо от религии, я по-настоящему верю в равноправие мужчин и женщин. Пока я не угрожаю ничьей жизни, пока не вторгаюсь в чьи-то физические или моральные границы, пока уважаю свободу других — никто не вправе диктовать мне, как одеваться. Это никого не касается. И за свои действия каждый отвечает сам! Я честно не понимаю, почему общество хочет возложить на меня ответственность за мужское сексуальное влечение или за мужскую фрустрацию… В общем, работы еще много…»
Зейнаб Сабет, 31 год
Зейнаб, 31 год, не замужем, живет с мамой в каирском квартале Маади. Изучала политологию в Египте, Бельгии и Франции, работала в «Amnesty International». Сейчас в Каире у нее собственная НКО, которая борется за права женщин и против сексуальных домогательств и насилия.
Сексуальные домогательства — это повседневная реальность почти для всех женщин в Каире (…). Во время революции и во время женских демонстраций на площади Тахрир появился новый феномен: групповое изнасилование, когда около пятнадцати или двадцати мужчин, хорошо организованных, иногда вооруженных, подавали друг другу знак и в 30 секунд валили на землю женщину, окружая ее в один, два, три ряда. Снаружи жертву не было видно, казалось, что идет какая-то разборка между молодыми мужчинами. Я была соосновательницей организации «Tahrir Bodyguards». (…) Мои коллеги протискивались в эти круги и вытаскивали жертв, а моей задачей была принять женщину и отвести ее в наше убежище, где она была в безопасности и могла получить психологическую помощь. (…) Когда демонстрации закончились, мы с коллегами создали новую организацию «Dignity without Borders», чтобы и дальше работать с проблемами сексуальных домогательств и насилия. Мы занимаемся просвещением в школах, добиваемся, чтобы общество признало важность наших тем, помогаем самим женщинам почувствовать свою значимость и поверить, что они могут что-то изменить. Я думаю, что только через образование и просвещение общество может прийти к более уважительному обращению с женщинами. В общем и целом у нас сейчас господствует представление, что только женщина в ответе за то, что с ней происходит. Женщины и сами считают себя ответственными за сексуальное насилие, от которого пострадали. Такую установку я и пытаюсь изменить своей деятельностью в «Dignity without Borders». (…) Когда заработала наша «Tahrir Bodyguards» и когда новости распространились по соцсетям, то женщины начали говорить о том, что пережили. (…) Независимо от религии, я по-настоящему верю в равноправие мужчин и женщин. Пока я не угрожаю ничьей жизни, пока не вторгаюсь в чьи-то физические или моральные границы, пока уважаю свободу других — никто не вправе диктовать мне, как одеваться. Это никого не касается. И за свои действия каждый отвечает сам! Я честно не понимаю, почему общество хочет возложить на меня ответственность за мужское сексуальное влечение или за мужскую фрустрацию… В общем, работы еще много…
Сексуальные домогательства — это повседневная реальность почти для всех женщин в Каире (…).
Во время революции и во время женских демонстраций на площади Тахрир появился новый феномен: групповое изнасилование, когда около пятнадцати или двадцати мужчин, хорошо организованных, иногда вооруженных, подавали друг другу знак и в 30 секунд валили на землю женщину, окружая ее в один, два, три ряда. Снаружи жертву не было видно, казалось, что идет какая-то разборка между молодыми мужчинами. Я была соосновательницей организации «Tahrir Bodyguards». (…) Мои коллеги протискивались в эти круги и вытаскивали жертв, а моей задачей была принять женщину и отвести ее в наше убежище, где она была в безопасности и могла получить психологическую помощь. (…) Когда демонстрации закончились, мы с коллегами создали новую организацию «Dignity without Borders», чтобы и дальше работать с проблемами сексуальных домогательств и насилия. Мы занимаемся просвещением в школах, добиваемся, чтобы общество признало важность наших тем, помогаем самим женщинам почувствовать свою значимость и поверить, что они могут что-то изменить. Я думаю, что только через образование и просвещение общество может прийти к более уважительному обращению с женщинами.
В общем и целом у нас сейчас господствует представление, что только женщина в ответе за то, что с ней происходит. Женщины и сами считают себя ответственными за сексуальное насилие, от которого пострадали. Такую установку я и пытаюсь изменить своей деятельностью в «Dignity without Borders».
(…) Когда заработала наша «Tahrir Bodyguards» и когда новости распространились по соцсетям, то женщины начали говорить о том, что пережили.
(…) Независимо от религии, я по-настоящему верю в равноправие мужчин и женщин. Пока я не угрожаю ничьей жизни, пока не вторгаюсь в чьи-то физические или моральные границы, пока уважаю свободу других — никто не вправе диктовать мне, как одеваться. Это никого не касается. И за свои действия каждый отвечает сам! Я честно не понимаю, почему общество хочет возложить на меня ответственность за мужское сексуальное влечение или за мужскую фрустрацию… В общем, работы еще много…
Мэй 36 лет, она художница, фотограф и режиссер документального кино. Живет попеременно либо у матери, либо вместе с друзьями у себя в мастерской в каирском районе Маади.
Ее работа в документалистике касается прежде всего условий жизни женщин, а также других проблемных для Египта тем, например, сексуального влечения или калечащих практик обрезания. Несмотря на то, что женское обрезание с 1996 года под запретом, оно все еще распространено. Вот, что рассказала об этом Мэй:
«На юге Египта необрезанной женщине невозможно найти мужа. Там эта традиция до сих пор очень сильна. Для меня стало ужасным разочарованием, когда я узнала, что обрезание существует со времен фараонов! В исламе женщина имеет право развестись с мужем, если не получает с ним сексуального удовлетворения. Одновременно, обрезание одобряется шариатом, основанным на хадисах, то есть изречениях, приписываемых пророку Мухаммеду. Но если женщина искалечена обрезанием, то как ей получать сексуальное удовольствие?»
Мэй Эль Хоссами, 36 лет
Ее работа в документалистике касается прежде всего условий жизни женщин, а также других проблемных для Египта тем, например, сексуального влечения или калечащих практик обрезания. Несмотря на то что женское обрезание под запретом с 1996 года, оно все еще распространено.
На юге Египта необрезанной женщине невозможно найти мужа. Там эта традиция до сих пор очень сильна. Для меня стало ужасным разочарованием, когда я узнала, что обрезание существует со времен фараонов! В исламе женщина имеет право развестись с мужем, если не получает с ним сексуального удовлетворения. Одновременно, обрезание одобряется шариатом, основанным на хадисах*. Но если женщина искалечена обрезанием, то как ей получать сексуальное удовольствие?
* Хадисы — изречения, приписываемые пророку Мухаммеду.
Равие 37 лет, она живет с мужем и тремя дочками в деревне, входящей в состав города Эль-Файюм, в 150 километрах к югу от Каира. Когда Равие было 12 лет, она попала на курсы гончарного мастерства, и нашла там свое призвание и профессию. В двадцать пять лет она открыла собственную гончарную мастерскую. Вот, что она рассказала:
«Я из очень бедной крестьянской семьи. У меня было много предложений о замужестве, но я всем отказывала, потому что мужчинам было нужно, чтобы я работала в поле. А мне-то это зачем? Я хотела встретить кого-то, кто мог бы со мной вместе заниматься керамикой.
Когда я была маленькая, я часто видела, как отец кричал на мать и жестоко ее избивал, это было невыносимо. И я решила не быть слабой – ни перед кем и никогда. Даже перед собственным мужем! Я „гамда“, сильная женщина. Силой я отвечаю тем, кто хочет ограничить мои права. У себя в семье я и за отца, и за мать, и за старшую сестру, занимаюсь всеми документами и всеми финансами. В горе ли, в радости — все здесь держится на мне».
Сегодня Равия единственная мастерица гончарного дела в деревне. Своему ремеслу она научила и мужа, и своих братьев, и двоих старших дочерей. У нее есть собственная мастерская.
Равия, Абдель Кадр, 37 лет
Эль-Файюм, Египет, 2014
Равия, 37 лет, живет с мужем и тремя дочками в деревне, входящей в состав города Эль-Файюм, в 150 километрах к югу от Каира. В 12 лет она попала на курсы гончарного мастерства. Ее учительницей была Эвелин Порре, керамистка, переехавшая в Эль-Файюм из Швейцарии. Так Равия нашла свое призвание и профессию. В двадцать пять лет она открыла собственную гончарную мастерскую.
Я из очень бедной крестьянской семьи. У меня было много предложений о замужестве, но я всем отказывала, потому что мужчинам было нужно, чтобы я работала в поле. А мне-то это зачем? Я хотела встретить кого-то, кто мог бы со мной вместе заниматься керамикой. Я дважды была во Франции и показывала там свои работы. В первый раз выехать было сложно. Отец был против, потому что незамужним женщинам нельзя ездить за границу. Замужним, впрочем, тоже… Но мадам Эвелин удалось убедить мою семью. Моя самая любимая одежда — галабея*, которую здесь, в сельской местности, носят женщины. А во Франции я расхаживала в брюках и блузках. И даже платок с головы сняла!»
Я из очень бедной крестьянской семьи. У меня было много предложений о замужестве, но я всем отказывала, потому что мужчинам было нужно, чтобы я работала в поле. А мне-то это зачем? Я хотела встретить кого-то, кто мог бы со мной вместе заниматься керамикой.
Я дважды была во Франции и показывала там свои работы. В первый раз выехать было сложно. Отец был против, потому что незамужним женщинам нельзя ездить за границу. Замужним, впрочем, тоже… Но мадам Эвелин удалось убедить мою семью.
Моя самая любимая одежда — галабея*, которую здесь, в сельской местности, носят женщины. А во Франции я расхаживала в брюках и блузках. И даже платок с головы сняла!»
Отца Равии уже нет в живых, так что теперь она глава семьи. На ней лежит ответственность за девятерых братьев и сестер и за их детей.
Когда я была маленькая, то часто видела, как отец кричал на мать и жестоко ее избивал, это было невыносимо. И я решила не быть слабой, ни перед кем и никогда. Даже перед собственным мужем! Я «гамда», сильная женщина. Силой я отвечаю тем, кто хочет ограничить мои права. У себя в семье я и за отца, и за мать, и за старшую сестру, занимаюсь всеми документами и всеми финансами. В горе ли, в радости — все здесь держится на мне
Сегодня Равия единственная мастерица гончарного дела в деревне. Своему ремеслу она научила и мужа, и своих братьев, и двоих старших дочерей.
* Галабея — род платья, которое женщины по традиции носят поверх одежды.
Амели Лозье
Марианна Хури, 55 лет
Эглаль Рафат, 73 года
Гамалат Шила, 78 лет
Ум Эль Билель, 44 года
Эль Саида-Зейнаб, Каир, Египет, 2015
Имбаба, Каир, Египет, 2015
Хеба Халифа, 38 лет
Баб Аль-Лук, Каир, Египет, 2014
Аль Докки, Каир, Египет, 2014
Набейя Мохамед Ибрагим Эль Кабани, 55 лет
Замалек, Каир, Египет, 2018
Дуния Мерсель, 53 года
Нур Габер Махфуз, 50 лет
Имбаба, Каир, Египет, 2014
Шайма Бадрия Фатхи, 32 года
Александрия, Египет, 2015
Даунтон, Каир, Египет, 2014
Амаль Хамату Абдель Азим Шехата, 20 лет
Сама Хамедто Абдель Азим, 35 лет
Хода Салах, политолог
Обрисовать положение египетских женщин в двух словах — задача едва ли выполнимая. Кого мы имеем в виду, говоря о «египетских женщинах»? Тех, кто живет в сельской местности, или тех, кто живет в городе? Представительниц среднего класса, которые борются за свои права, требуют личных свобод — сексуального самоопределения, возможности жить самим по себе, права не придерживаться правил в одежде? Тех женщин, которые требуют свободы для искусства, которые хотят быть самостоятельными и независимыми? Или тех, кто живет за чертой бедности (а таких 40 % населения), кто ежедневно изо всех сил борется за выживание и, соответственно, имеет совершенно иные потребности? Им важны экономические права человека — чистая питьевая вода, достаточное количество еды, доступная медицинская помощь или защита их трудовых отношений, как правило, неформальных. Свобода искусства для них неактуальна, потому что искусства они почти и не видят. Мы говорим о египтянках христианского или мусульманского вероисповедания? О женщинах — активистках самых разных политических движений, социалистического, консервативного, насеристского, исламистского или либерального толка? Мы имеем в виду нубиек или живущих на Синайском полуострове бедуинских женщин? У всех вышеназванных есть свои истории, ценности, цели, собственный жизненный уклад и опыт — целостного понятия «египетской женщины» не существует (…). Читать далее Тем не менее, здесь мы можем обрисовать некоторые этапы развития, общие для всех. Борьба египетских женщин за свои права началась в конце позапрошлого века. Эта первая фаза женского движения продолжалась с 1870-х до 1950-х годов. С самого начала оно было частью движения за освобождение от британского колониального владычества и частью Нахды, „арабского Ренессанса“. (…) Вторая фаза женского движения приходится на 1950-е — 1970-е годы. В это время молодое египетское государство было захвачено идеями социализма и панарабизма. (…) Третья фаза началась в 1970-х и частично продолжается по сей день. Она совпадает с неолиберальной эпохой в истории Египта и начинается с краха социализма, крушения мечты о модернизации и благосостоянии после поражения в войне с Израилем в 1967 году. (…) Четвертая фаза родилась с началом революции 25 января 2011 года. Сегодняшнее женское движение не только борется с существующей политической системой, но направлено и против отживших свое ценностей, против цепко укоренившейся политической культуры. (…) К сожалению, Египет все еще занимает 125-е место из 136 в рейтинге стран по уровню дискриминации в отношениях между мужчинами и женщинами, о чем сообщает отчет Всемирного экономического форума 2013 года. (…) Но нельзя не заметить и такого противоречия — авторитарное государство (хотим мы того или нет) во многих своих законах и положениях в конце концов оказывается более лояльным к женщинам и более либеральным, чем его граждане в своей повседневной жизни. (…) Сегодня женщины в состоянии оказывать давление на своих политических представителей — в результате они уже смогли добиться перелома в политике поддержки женщин. (…) Одновременно с этим в Египте продолжают существовать препятствия и границы, мешающие осуществлению женских прав. (…) На передовой женского движения сегодня такие темы, как супружеское насилие, выдача замуж несовершеннолетних девочек, женское обрезание. Экономической составляющей социальной справедливости внимания уделяется гораздо меньше. Особенно это касается женщин из сельской местности, крестьянок или рабочих, участниц неформального рынка труда — они почти не попадают в поле зрения активистов и правозащитников. Женщины, живущие вне больших городов, на юге страны или на Синайском полуострове, почти не вовлекаются в работу женского движения и по сути предоставлены самим себе. Активистки женского движения все еще действуют на волне революционной эйфории — благодаря им египетское общество смогло осознать и прочувствовать, как важны вопросы равноправия и прав женщин. Таким образом они повлияли на смену ценностей в долгосрочной перспективе. Женские движения — успешны, в обществе и СМИ женщин и видят, и слышат, и слушают. Сообщения о сексуальных домогательствах и насилии в отношении женщин привлекли к этой проблеме общественное внимание и тоже привели к тому, что значительная часть общества осознала важность прав женщин. Активистки занимаются гендерными исследованиями, становясь основательницами новых исследовательских направлений в университетах, вносят изменения в расписание школьных уроков, доносят до общественности свои требования и на самые разные голоса говорят о том, что не существует одной «египетской женщины» как целого, о том, что их много и они представляют самые разные народности, классы и системы ценностей. В этом и есть значение настоящей книги, которая так замечательно показывает это невероятное разнообразие.
Но нельзя не заметить и такого противоречия — авторитарное государство (хотим мы того или нет) во многих своих законах и положениях в конце концов оказывается более лояльным к женщинам и более либеральным, чем его граждане в своей повседневной жизни. (…)
Сегодня женщины в состоянии оказывать давление на своих политических представителей — в результате они уже смогли добиться перелома в политике поддержки женщин. (…) Одновременно с этим в Египте продолжают существовать препятствия и границы, мешающие осуществлению женских прав. (…)
На передовой женского движения сегодня такие темы, как супружеское насилие, выдача замуж несовершеннолетних девочек, женское обрезание. Экономической составляющей социальной справедливости внимания уделяется гораздо меньше. Особенно это касается женщин из сельской местности, крестьянок или рабочих, участниц неформального рынка труда — они почти не попадают в поле зрения активистов и правозащитников. Женщины, живущие вне больших городов, на юге страны или на Синайском полуострове, почти не вовлекаются в работу женского движения и по сути предоставлены самим себе. Активистки женского движения все еще действуют на волне революционной эйфории — благодаря им египетское общество смогло осознать и прочувствовать, как важны вопросы равноправия и прав женщин. Таким образом они повлияли на смену ценностей в долгосрочной перспективе. Женские движения — успешны, в обществе и СМИ женщин и видят, и слышат, и слушают. Сообщения о сексуальных домогательствах и насилии в отношении женщин привлекли к этой проблеме общественное внимание и тоже привели к тому, что значительная часть общества осознала важность прав женщин. Активистки занимаются гендерными исследованиями, становясь основательницами новых исследовательских направлений в университетах, вносят изменения в расписание школьных уроков, доносят до общественности свои требования и на самые разные голоса говорят о том, что не существует одной «египетской женщины» как целого, о том, что их много и они представляют самые разные народности, классы и системы ценностей. В этом и есть значение настоящей книги, которая так замечательно показывает это невероятное разнообразие.
Родилась в 1976 году в Версале (Франция). С 2001 по 2005 год изучала документальную фотографию в школе «Ам Шиффбауэрдамм» в Берлине у профессора Арно Фишера. С 2001 года работает как независимый фотограф в Берлине и Париже, с 2004 постоянно сотрудничает с газетой «Ди Тагесцайтунг». Персональные выставки и проекты:
Последнее изменение 6.11.2020
Ваше имя:
Ваш Email:
Нажимая "Отправить", я подтверждаю свое согласие на обработку моих персональных данных, указанных в форме This site is protected by reCAPTCHA and the Google Privacy Policy and Terms of Service apply.
Поделиться ссылкой на выделенное
Прямая ссылка: