Вы­став­ка Жана-Кри­сто­фа Куэ, ко­то­рая до 8 сен­тяб­ря пред­став­ле­на в залах РОС­ФО­ТО, по своей струк­ту­ре очень на­по­ми­на­ет книгу. Это до­воль­но ред­кая ав­тор­ская вы­став­ка, ко­то­рая на­пол­не­на тек­ста­ми, по­яс­ня­ю­щи­ми, как она со­зда­ва­лась, и рас­кры­ва­ю­щи­ми впе­чат­ле­ния ав­то­ра от столк­но­ве­ния с дей­стви­тель­но­стью, в ко­то­рую он по­па­дал.

Вы­став­ка на­чи­на­ет­ся с раз­де­ла, ко­то­рый можно было бы обо­зна­чить как вве­де­ние. Это очень важ­ный раз­дел для по­ни­ма­ния этой вы­став­ки, ее хода. Здесь на­пи­са­но: «Я не фо­то­жур­на­лист и во­об­ще не жур­на­лист». Это зна­чит, что вы­став­ку не нужно рас­смат­ри­вать с точки зре­ния со­ци­аль­но­го или иного ре­пор­та­жа, где жур­на­лист или фо­то­кор­ре­спон­дент рас­ска­зы­ва­ет о тра­ги­че­ских со­бы­ти­ях. Ско­рее здесь кро­ет­ся какая-то дру­гая ин­тен­ция по­вест­во­ва­ния, ко­то­рая дает воз­мож­ность зри­те­лю по­пасть в про­стран­ство, ор­га­ни­зо­ван­ное ав­то­ром, про­гу­лять­ся по нему, по­смот­реть от­дель­ные ра­бо­ты и сло­жить их в некое со­об­ще­ние, уже со­вер­шен­но са­мо­сто­я­тель­ное. Вы­став­ка на­зы­ва­ет­ся «Де­ко­ра­ции». Что же это такое? Мы видим де­ко­ра­ции толь­ко на фо­то­гра­фи­ях или же они пред­став­ле­ны где-то еще? Этот во­прос зри­те­лю при­хо­дит­ся ре­шать на про­тя­же­нии всей вы­став­ки. Это очень важно. «Ка­ме­ра ока­за­лась самой луч­шей ки­стью для этого хол­ста», — вещь, ко­то­рая также за­став­ля­ет за­ду­мать­ся о неко­то­ром ху­до­же­ствен­ном под­тек­сте работ, пред­став­лен­ных на этой вы­став­ке. Таким об­ра­зом, про­го­во­рив бук­валь­но две фразы из вве­де­ния, мы сразу же по­ни­ма­ем, что перед нами слож­ная струк­ту­ра, за ко­то­рой в про­цес­се про­смот­ра вы­став­ки необ­хо­ди­мо на­блю­дать.

Вы­став­ка со­сто­ит из трех ча­стей, по­свя­щен­ных непри­знан­ным рес­пуб­ли­кам, ко­то­рые до сих пор на­хо­дят­ся в под­ве­шен­ном со­сто­я­нии: вроде бы они су­ще­ству­ют, а вроде бы их и нет. Для обыч­но­го зри­те­ля, да­ле­ко­го от по­ли­ти­ки, про­ект дает повод за­ду­мать­ся о том, что мы во­об­ще знаем о них, на­сколь­ко нас ка­са­ют­ся эти си­ту­а­ции, можем ли мы со­пе­ре­жи­вать.

В пер­вой части автор по­ка­зы­ва­ет фо­то­гра­фии, сня­тые летом 2007 года в Ко­со­во. Сде­лав эту вы­став­ку спу­стя две­на­дцать лет, Куэ за­став­ля­ет нас вер­нуть­ся в про­шлое, в ис­то­ри­че­ский кон­текст, когда все это на­чи­на­лось. Что при­ве­ло к тому, что эти си­ту­а­ции воз­ник­ли? В тек­сте о Ко­со­во фо­то­граф де­лит­ся лич­ны­ми пе­ре­жи­ва­ни­я­ми, впе­чат­ле­ни­я­ми, воз­ник­ши­ми у него в тот мо­мент, когда он туда при­е­хал. «Было 40 гра­ду­сов Цель­сия, все ге­не­ра­то­ры ра­бо­та­ли на пол­ную мощ­ность, этот белый шум стал саунд­тре­ком к по­езд­ке в Приш­ти­ну». Он ра­бо­та­ет с ат­мо­сфе­рой. Рас­смат­ри­вая фо­то­гра­фии на раз­ных уров­нях, мы еще раз убеж­да­ем­ся, что это до­ку­мен­та­ли­сти­ка.

Куэ де­ла­ет свою вы­став­ку в клас­си­че­ской ма­не­ре. Он сни­ма­ет «Лей­кой» на черно-белую плен­ку, ко­то­рую сам же об­ра­ба­ты­ва­ет, а потом ему пе­ча­та­ют с нее фо­то­гра­фии. Фо­то­гра­фии до­воль­но боль­шо­го раз­ме­ра, хо­ро­ше­го ка­че­ства. Чего им недо­ста­ет, так это эмо­ци­о­наль­но­сти. Они все равно оста­ют­ся для нас до­ку­мен­таль­ны­ми. На кон­флик­те с белым шумом, с ра­бо­той ге­не­ра­то­ров, в этих фо­то­гра­фи­ях мы встре­ча­ем пол­ную ти­ши­ну, мы ее бук­валь­но ощу­ща­ем. Она на­чи­на­ет зву­чать, но для этого зри­те­лю нужно го­раз­до глуб­же по­гру­жать­ся, силь­нее пе­ре­жи­вать. Сни­мок «Маль­чи­ки у бас­сей­на» не го­во­рит о дей­стви­ях. Он, с одной сто­ро­ны, по­ка­зы­ва­ет при­сут­ствие че­ло­ве­ка, а с дру­гой — его пол­ное от­сут­ствие. Фо­то­гра­фия пред­став­ля­ет ту­ри­сти­че­ский центр, в ко­то­ром нет людей. Для Ко­со­во это и есть тра­ге­дия — мерт­вый сезон, когда туда пе­ре­ста­ют ез­дить ту­ри­сты, жур­на­ли­сты.

На этих фо­то­гра­фи­ях много детей. Это самый важ­ный, клю­че­вой эле­мент, по­то­му что имен­но на детей наи­бо­лее остро воз­дей­ству­ет вся си­ту­а­ция. В этой по­те­рян­но­сти они без­за­щит­ны. Кроме того, здесь много пей­за­жей, за­хва­ты­ва­ю­щих наше вни­ма­ние. Эти пей­за­жи можно долго и вни­ма­тель­но рас­смат­ри­вать, от­кры­вая для себя какие-то де­та­ли, со­че­та­ние линий, фак­тур. Они ка­жут­ся зна­чи­тель­но более гар­мо­нич­ны­ми, чем те сним­ки, где при­сут­ству­ют люди. Мы стал­ки­ва­ем­ся с тем, что за каж­дым из этих мол­ча­ний стоит какая-то ис­то­рия, ко­то­рую они не рас­ска­зы­ва­ют. Куэ в Ко­со­во не рас­ска­зы­ва­ет этих ис­то­рий, он остав­ля­ет их для зри­те­лей.

Вто­рая часть вы­став­ки — «Аб­ха­зия, Гру­зия и снова Аб­ха­зия». На­зва­ние вы­став­ки го­во­рит о марш­ру­те фо­то­гра­фа, ко­то­рый при­ез­жа­ет в Аб­ха­зию, потом пе­ре­хо­дит гра­ни­цу Гру­зии и снова воз­вра­ща­ет­ся в Аб­ха­зию. Здесь со­вер­шен­но дру­гая си­ту­а­ция, хотя по сти­ли­сти­ке эти ра­бо­ты по­хо­жи. Эта по­езд­ка про­ис­хо­дит в 2008 году. Здесь ав­то­ра боль­ше ин­те­ре­су­ют люди. Весь этот блок по­стро­ен на людях: Куэ берет у них ин­тер­вью, раз­го­ва­ри­ва­ет с ними, по­это­му порт­ре­ты здесь более круп­ные. «Взгляд за­клю­чен­но­го под­рост­ка» — важ­ная фо­то­гра­фия для этой вы­став­ки, по­то­му что она вы­стра­и­ва­ет еще одну линию — па­мя­ти, не толь­ко нашей, но и ав­тор­ской, о тех со­бы­ти­ях, в ко­то­рых ему при­ш­лось участ­во­вать.

Здесь есть те же самые пей­за­жи, но как ни стран­но, они про­чи­ты­ва­ют­ся со­вер­шен­но по-дру­го­му. Это следы со­бы­тий, ко­то­рые про­ис­хо­ди­ли там. Разве мы не ищем все время следы тра­ги­че­ских со­бы­тий? От­ча­сти мы на­хо­дим их в своих пе­ре­жи­ва­ни­ях.

На фо­то­гра­фи­ях — те­ле­фон без диска, ком­на­та, от­сут­ствие книг, стер­тая ин­фор­ма­ция. Про­стран­ство тре­вож­но. «Бро­шен­ный ко­рабль на бе­ре­гу Чер­но­го моря» тоже вы­зы­ва­ет тре­во­гу. Непо­нят­но, когда он был вы­бро­шен на берег: во время этих тра­ги­че­ских со­бы­тий или рань­ше? Таких фо­то­гра­фий много, и они до­воль­но гра­фич­ны. Аб­хаз­ские сним­ки тя­го­те­ют к тем­ной, чуть при­глу­шен­ной то­наль­но­сти. Это свя­за­но с тем, что они вы­пол­не­ны зимой. По­гру­же­ние в зиму и сти­му­ли­ру­ет этот кон­траст, так как на белом снегу все осталь­ное ста­но­вит­ся более чер­ным и мрач­ным. С дру­гой сто­ро­ны, среди мрака есть и от­све­ты. На это очень важно об­ра­щать вни­ма­ние — где-то это снег, пред­став­лен­ный белой мас­сой, где-то это окна и свет, про­ни­ка­ю­щий в по­ме­ще­ние, лью­щий­ся с улицы. В этом блоке Жан-Кри­стоф Куэ через бе­се­ды с лю­дь­ми до­сти­га­ет чего-то более се­рьез­но­го, что из­ме­ни­ло его и поз­во­ли­ло ему сде­лать более эмо­ци­о­наль­ные фо­то­гра­фии, в от­ли­чие от Ко­со­во.

Сле­ду­ю­щая груп­па  — При­дне­стро­вье. Что мы знаем о При­дне­стро­вье? Что мы во­об­ще знаем о куске земли, ко­то­рый до сих пор и не при­знан са­мо­сто­я­тель­ным го­су­дар­ством, и не вхо­дит в со­став дру­гой стра­ны? Что это такое, как живут там люди? Не го­во­ря о по­ли­ти­ке, мы вслед за ав­то­ром об­ра­ща­ем­ся к люд­ским судь­бам. Фо­то­гра­фии и ви­део­фильм рас­кры­ва­ют эту си­ту­а­цию, за­став­ля­ют за­ду­мать­ся. Это очень силь­ное вы­ска­зы­ва­ние, мощ­нее, чем все осталь­ные. На­ко­нец фо­то­гра­фии на­чи­на­ют го­во­рить. Го­во­рит и ви­део­фильм. Сна­ча­ла это может быть неза­мет­но, по­то­му что мы смот­рим его как до­ку­мен­таль­ное кино. Од­на­ко затем для нас от­кры­ва­ет­ся ху­до­же­ствен­ная сто­ро­на про­из­ве­де­ния, где через мор­га­ние героя, через ис­чез­но­ве­ние пред­ме­тов вдруг на­чи­на­ет воз­ни­кать ил­лю­зия мира, с одной сто­ро­ны, су­ще­ству­ю­ще­го, с дру­гой — неви­ди­мо­го. Мы его про­сто не за­ме­ча­ем, но он есть. И люди про­дол­жа­ют жить и го­во­рить.

В этой части ин­те­рес­но то, что Куэ ста­ра­ет­ся по­ка­зать нам При­дне­стро­вье, как если бы мы пу­те­ше­ство­ва­ли вме­сте с ним. Он по­ка­зы­ва­ет, что одна сто­ро­на вы­со­кая, дру­гая — низ­кая, что гра­ни­ца с Мол­да­ви­ей про­хо­дит по реке Днестр. Это до­воль­но рав­нин­ная мест­ность, на ко­то­рой прак­ти­че­ски нет лес­ных мас­си­вов. Куэ об­ра­ща­ет наше вни­ма­ние не толь­ко на следы про­шло­го, но и на на­сто­я­щее. Впро­чем, их может быть труд­но от­ли­чить друг от друга. Время в При­дне­стро­вье будто бы оста­но­ви­лось: мы видим бюст Ле­ни­на, крас­ные флаж­ки, ка­лен­да­ри, ко­то­рые от­прав­ля­ют нас в про­шлое. При этом мы по­ни­ма­ем, что это и есть на­сто­я­щее.

Эти сним­ки тре­бу­ют вни­ма­тель­но­го рас­смот­ре­ния, раз­мыш­ле­ния. Автор пред­ла­га­ет нам дать оцен­ку раз­ным яв­ле­ни­ям: плохо это или хо­ро­шо, пра­виль­но или непра­виль­но. Это выбор каж­до­го, диа­ло­го­вая си­сте­ма, с ко­то­рой мы стал­ки­ва­ем­ся в этой части вы­став­ки. Фо­то­граф не на­вя­зы­ва­ет нам точку зре­ния, но пред­ла­га­ет неяв­ные следы, ста­вит во­про­сы. На­при­мер, на фото въезд в на­се­лен­ный пункт По­бе­да. Как к этой над­пи­си от­но­сить­ся? По­бе­да ли это? Сам пей­заж может трак­то­вать­ся и так, и иначе. А над­пись чет­кая, жест­кая — на­се­лен­ный пункт По­бе­да.

Фильм ин­те­ре­сен тем, что в него вклю­че­на пря­мая речь, и, когда мы ее чи­та­ем, мы на­ко­нец слы­шим го­ло­са жи­те­лей. На­ко­нец-то они го­во­рят — го­во­рят не о лич­ных ис­то­ри­ях, а том, куда они по­па­ли. Они хо­те­ли бы уйти от этого, но никак не могут найти выход. Непри­знан­ность по­гру­жа­ет эти про­стран­ства во вре­мен­ной кокон, где они су­ще­ству­ют, мало раз­ви­ва­ясь. Жи­те­ли При­дне­стро­вья го­во­рят, что не стро­ит­ся новых домов, не об­нов­ля­ет­ся ин­фра­струк­ту­ра, не про­кла­ды­ва­ют­ся до­ро­ги. Но они про­дол­жа­ют жить там и не уез­жа­ют, по­то­му что это их ро­ди­на. Они не знают, какая имен­но ро­ди­на — та, ко­то­рая была, или та, ко­то­рая сей­час. Раз­го­вор идет о по­те­ре иден­тич­но­сти. Это очень се­рьез­ная и ост­рая тема, ак­ту­аль­ная для со­вре­мен­но­сти.

За­клю­ча­ет вы­став­ку по­тря­са­ю­щая ви­део­скульп­ту­ра. Ее нужно рас­смат­ри­вать вни­ма­тель­но, она тре­бу­ет вре­ме­ни. Зри­тель дол­жен сто­ять и ждать, про­жи­вая мгно­ве­ния жизни дру­го­го че­ло­ве­ка, чтобы уви­деть, как он ме­ня­ет­ся. Ви­део­скульп­ту­ра со­дер­жит порт­рет за­клю­чен­но­го в гру­зин­ской тюрь­ме. Имен­но его ис­то­рия силь­нее всего по­тряс­ла Куэ. Она со­зда­ла пред­по­сыл­ки, чтобы спу­стя один­на­дцать лет он вер­нул­ся к этому порт­ре­ту и пре­об­ра­зо­вал его, сде­лав прак­ти­че­ски веч­ным. Когда мы смот­рим на порт­рет, ко­то­рый бла­го­да­ря видео ме­ня­ет­ся, мы можем трак­то­вать его так, как это де­ла­ет Куэ — как ды­ха­ние че­ло­ве­ка — а можно де­лать это по-дру­го­му — как раз­ру­ше­ние лич­но­сти шест­на­дца­ти­лет­не­го мо­ло­до­го че­ло­ве­ка. Он на­чи­на­ет рас­па­дать­ся, теряя не толь­ко иден­тич­ность, но уже всю свою лич­ность. Он рас­тво­ря­ет­ся мед­лен­но, пе­ри­о­ди­че­ски воз­ни­кая вновь, но неиз­беж­но дви­га­ясь к раз­ло­же­нию. Ви­део­ин­стал­ля­ция за­став­ля­ет за­ду­мать­ся о судь­бе  от­дель­но­го че­ло­ве­ка. От об­ще­го автор дви­жет­ся к част­но­му, при­хо­дя к идее о важ­но­сти лич­но­сти и ее стра­да­ний.

По­след­нее из­ме­не­ние 26.08.2019